План D накануне

К середине 1940-го машинерию малость обкатали — Gas [271], Arbeit [272], Sportereignisse [273], пресытились жертвами, поднаторели в концентрации и начали использовать лагерь для всяких своих литофанических проектов — Аненербе скрывало от Министерства пропаганды, партийная канцелярия скрывала от гестапо, РСХА скрывало от Schutzstaffeln, все вместе — от параноика Геринга; сегодня целый день обсуждалось назначение куратора конкурса двойников Гитлера, в курилках под открытым небом, в операционных, в Zahnarztpraxis [274], где десять кресел стояли в ряд вдоль окон от пола, вылитый Спецприказ, но там не архетипы данного ряда, а ряд — усовершенствованные реплики, где тёмная аура смещена к венцам изголовий, присевши, до того приплетясь, глядя в пол с квадратной плиткой, с поволокой хлорки, корни не спроста забраны в конус, а тот направлен раструбом в монолит, слит с ним пятидюймовыми анкерами, но и с чем-то, что несравнимо глубже, на чём стоит сама клиника, от чего её усадка длится уже четверть века, трещины в стенах заделываются героином, который, вроде как, отбивает тягу к морфию, но в дёсны его ещё не колют, только изучая путём долгих взглядов в каналы на месте удалённых коренных, пока не затянуло плотью. С крыльца столовой А. смотрел, как конструкторы «Siemens» проводили смотр женщин, те выстроились вдоль колючки, вытянув руки ладонями вверх, из телексов, которые они здесь собирали, он приспособил себе лишь деревянную раму, очень похожую на бюро, до этого перебрав всю начинку и почти всё отставив, сзади схватил за плечи человек со знакомым лицом, имени он не помнил, громким шёпотом поделился сплетней, что у Берлина в лагере новый фаворит — штурмбаннфюрер СС Штайнер, а, это тот, сообразил он позже, в кого влюблена его возлюбленная Светлана. Он выделил себе на наблюдения неделю, после работы сел за остов Т100, отхлебнул коньяку из алюминиевой кружки и записал долго обдумываемую характеристику: исполнительный, черпает в этом внутренние силы и верит в абсолютную правильность такого мировоззрения, составляет в соответствие с ним жизненные девизы, присовокупив суровость нрава и общий внушительный вид своей персоналии, кроме того, силится излучать угрозу, молчалив и иногда грубоват, к тому же не обращает внимания на происходящее вокруг и, по-видимому, окончательно убедил себя, что справа, слева, впереди и позади него ежесекундно не страдают тысячи человеческих существ, а обстановка вроде штабной или министерской, где каждый старается быть выше соседа и обстоятельств, между ними уже установилась связь, как общность денацификации всех их, создавшейся вне зависимости от хода войны, от самой идеи сгонять людей и отыгрываться на них из-за каких-то сомнительных мистических коннотаций, наваждением нашедших на упоённого злодея, спущенных от него по цепочке в геометрической прогрессии, мол, наш рейх точно тысячелетний, с Данцигом или без него; третий запитан от однопартийной системы Вика в великое переселение, потом это преобразуется в храм для обожествления нации, пока же приходится всё раскидывать на пальцах: Священная Римская империя — канувшая в небытие расстановка приоритетов, империя Бисмарка — обезьяна всего этого и Культуркампф, а das dritte Reich [275] — антипод анализа, говённый синтез, где всё бегает посредством экспансии и надменности.