План D накануне

Они поднялись с восходом солнца, с бледным его отражением, с трудом доставляющим серый свет из-за туч, клубившихся в виде герметических знаков — лучше бы запомнить каких именно. Сэр с начала дня велел наддать шпорами, вообще собраться и нацелиться. Шли рысью, одёргивая сбивающихся на галоп скакунов, кто-то в их отряде, очевидно, никуда и не спешил.

Он приподнял забрало с очками, — возможно ли отказать ему в логике? — стараясь лучше рассмотреть сооружение. Как будто то построили из неба к земле. Они как раз проезжали неподалёку от Хелмно, так может, это пробовали соорудить тюрьму, чтоб не уродовать город. На воротах с приоткрытой глухой калиткой белым цветом был намалёван не то цветок, не то примитивная конструкция сего донжона. Они остановились в двадцати шагах от ворот, сэр велел сойти и проверить. Со всегдашней неохотой он грузно соскочил и неторопливым шагом двинулся в этом направлении, не помышляя ни о чём, точно не помышляя ни о какой опасности, надо сказать, вообще не веря в существование в его мире кого-либо кроме их отряда. Сзади из-за холма раздался призыв рога, возможно, там бесновался Локетек, как про него говорили, большой inimicus [25] их замка.

У донжона отсутствовала крыша, ровный парапет у круглой, бесконечной в завершении короны образовывал в середине идеальный имперфект. Сэр осторожно вошёл, не оборачиваясь на взволнованных дам. Внутри под стенами валялись глиняные фигуры, с выражениями лиц неожиданно естественными, будто это окаменели настоящие или скульпторы переругались из-за разногласий, кому ваять акробатов, а кому — чиновников. Он нашёл себе место среди них, выделяясь серым доспехом и размерами. Вытянув вперёд оба столба, привалился к стене, как приваливался ко всему, под чем оказывался. В подобных же позах пребывали двое или трое коричневых фигур.

Это не нравилось и сэру. Душевное неравновесие. Казалось бы, всё шло гладко, отряд не нёс потерь, вот и всё, он должен быть доволен, но не спасал ни де Труа, который, может, знал, а может, и нет, что эпопея воспевает коллективное деяние, а роман — индивидуальное приключение, ни богоугодная цель, ни новый намёт, прицепленный на шлем после привала с сельджуками под Плоцком. Они скакали, сторонясь Вислы, но неизменно вдоль неё. Имея много мыслей, отвергая и привечая их, прислушиваясь к себе, снимая голой ладонью пот со шкуры иноходца, шевеля пальцами ног в пуленах, наконец он понял, в чём тут дело.

Сэр выставил раму на луг, лоскут обозреваемого птицами крестьянского одеяла, они теперь перекликались распевками, из-за холма в дол, оттуда в крону разбитого молнией вяза, оттуда за ручей в кущу осыпавшегося гребенщика, это был тот же самый воздух, что вдыхали предки, первые христиане, заканчивавшие в котлах, разве только теперь он более очевиден re sua [26], да, почти у всего выявлена эта суть, как строить, как пахать, как скакать, как жить, как умеренно верить. Отчего-то сразу считалось, что нечто может быть переведено из потенции в акт только энным актуальным сущим. Оттону Рыжему такое не объяснить, да, может, и правильно; то, что может не быть, иногда не есть, это сэр ещё признавал в иных своих состояниях, под действием ebrietatis, но не стал бы передавать Оттону Чудо мира.