План D накануне

Способный и безжалостный, знающий Симферополь как свои пять пальцев, всё давно просчитавший и теперь вёдший его к гибели, он торопливо шагал по длинной улице, скорее всего, тянувшейся от степи до степи, Екатерининской, проезжей и пешеходной равнозначно, прямо в кителе с вензелем гостиницы, да оно и верно, как будто по поручению постояльца. Г. не отставал, порой прорываясь весьма топорно, приметно и оставляя за собой череду недоумённых и разгневанных прохожих, всякий из них в любой миг мог решить догнать его и потребовать сатисфакции. Что уж поделать, думал он, столица под стать своей странной для понимания территории, у всех дел невпроворот, каждому надо идти. Симферополь, да тот же Солькурск, почти никакой разницы. Светлые здания в три этажа, балконы с пузатыми колоннами, мартирии с греческими порталами, садики за чугунными оградами, вокзал белый, опера белая, народный дом белый, глина на базаре белая, Петербургский банк белый, лицо у взобравшегося на купол вознесённой над вторым этажом ротонды почтальона белое, буфет в городском саду белый, брезент на его навесе и тот белый. Китель коридорного пурпурный. Кобура у городового кофейно-бурая. Некий ориентализм здесь не бросался в глаза, но словно обволакивал, мгновениями мелькал Багдад, тут же принимая облик Ак-Мечети. В Симферополе ещё не ступала его нога, он не знал обычаев, а коридорный, возможно, происходил «из-за реки», в некоторых городах это важно. Ведь здесь имелась река. Появились собаки, пегие и рыжие, протрусили наперерез. Улица сузилась, но не повернула, никто не повернул. Сколько же тут усачей в фесках. Перед лицом вдруг взвились цветочные лепестки, белые, должно быть, он снова кого-то раздавил. Вон аист в гнезде, не выходит из дома, страж квартала ханов. В Г. влетел непонятно откуда взявшийся человек с массивным высотомером, всех развернуло, не было времени оглядываться. Справа кто-то захохотал. Уже не в первый раз показался фургон с символом Комитета красного креста на боку, будь он шпионом, такой бы себе и заимел. Движение сделалось плотнее. Коридорный поставил подножку бегущему навстречу вору, выхватившему сумочку у дамы дальше по улице. До чёрта бесед на узеньких балконах с толстым дном. Коридорный прошёл сквозь дым и пропал. Вдруг заболела голова, словно слабые электрические импульсы пронзили виски, не такие уж и слабые; не такие уж и электрические? Уже на подступах к Старому городу или даже в нём самом. Дымом заволокло некую стальную конструкцию слева, которой здесь было не место, сосредоточенный на происходящем, в том числе с ним самим, он отметил это задним числом. На хвосте висел уже целый выводок задетых за живое симферопольцев, деваться некуда, придётся в дым.

Остров приближался, его конструкции и тайны. Направление дождевого фронта изменилось… Как быть, когда в глаз попала капля? В дно постучали, в условиях лодки они ощущали себя в связке как никогда. Вода почти переливалась внутрь. Стук повторился. Он грёб что было сил, на борт легло щупальце, без промедления ударил по нему веслом, прилично залилось внутрь, как будто вал пошёл от этой фрикции. Появился косяк рыб, ушёл под лодку, показался с той стороны сильно поредевший. Они невольно подобрались, сидели идеально в центре, слева начала расползаться зелёноватая масса, поверх неё радужная плёнка.

Один за другим поднялись по вбитым в твердь скобам и увидели ансамбль строений, с трубами, галереями, башнями, стеклянными переходами и непомерно высокими флюгерами. Это напоминало жилище какого-то нагадившего в обеих столицах эзотерика, почти все они укрывались потом в Крыму. Пелена дождя сглаживала очертания шпилей, контрфорсов, круглых фабричных труб, обезличивая и превращая те в единый проект, небезупречный, но не бросаемый.

Люди ещё могли исчезать таинственно. Эти рассыпанные по маршруту маяки вовсе не случайны, побеждённые ещё до того, как одолён горизонт. Карта — фикция. Люди да, но не все, только не карикатуры, не протагонисты и не изобретатели, как Бог свят, те едва ли склоняемы к тому, чтобы остановиться. У них верительные грамоты, даденные после вынесения заключения об оболбоебизме, вопрос интересов и страсти, ну и атомы ещё, всякие там суперпозиции и суперситуации. Повседневность можно трактовать и исказить настолько… эти способности видеть в нефтяной вышке инопланетный конус, осуществляющий разведку, сделаются прилежны личному, развитому уже тогда, равновесию. Так и бедный провинциальный энциклопедист, мечтатель, никогда не бросающий поиска, исчезнет здесь, очевидно, безвозвратно.

— Имейте в виду, здесь почти всё тест, — с ходу заявил островитянин, как видно, малый деловой и деятельный.

Пройдя немного, полуобернувшись, взмахом головы он пригласил за собой. Они продвинулись на несколько шагов вглубь неожиданно маленького холла, он поставил фонарь на толстотел у стены и обратился более привольно, словно их знакомство продолжалось уже длительное время, словно они уже успели друг другу надоесть, а потом вновь обрести этот личностный интерес.

— Всё тэ-эст.