План D накануне

На своей посудине он дождался, пока примеченный гребец окажется близко, на рейде подал сигнал, сперва сделав предложение и только. Дал круг обдумать как следует. Время шло. Хоть бы этот доктор внутри не решил спровадить подопытного в машину именно сейчас. Во второй раз добавил аргументов: свободы, от судьбы и казуальности в том числе, когда можно не стесняться своих тайных желаний, ещё сказал, что возьмёт в ученики, обеспечив тем самым востребованными навыками, а главное, неочевидной философией бытия, и намекнул, что есть два билета в одно собрание, о котором в Крыму inter certas greges [74] мечтают все, дав ещё время. Проплывая в третий раз, тот сам бросил на ходу, что нужен ещё один, и попросил повторить про навыки. Он закончил выкрикивать преимущества, когда корма уже скрылась из виду. Время шло. Скрип уключин делался нестерпим. На доктора батрачило тридцать два гребца, привязанные к шестнадцати шестам; нумерология, зеркало геометрии, таинство демагогии, векторная физика, циркуляция из лона герметической традиции — medicus tenebricosus [75] был не чужд излишествам и, очевидно, проповедовал системный подход. Когда истёк четвёртый, сказал, что вдобавок ко всему научит грести по-вавилонски, он молча кивнул и поплыл дальше. Это казалось странным, попахивало недопониманием. Другой, когда необходимый ему вот-вот мог показаться в пятый раз, привлёк внимание и уведомил о своём согласии. Он проигнорировал. Кончался пятый, его парень сам сказал, что до конца смены осталось три, тогда соскакивает с весла. На шестом не получивший ответа спрыгнул в воду и поплыл к уже уставшему держать тут лодку алхимику. Из-за нежелательности, чтобы его угрюмый гот, только и согласившийся дни напролёт грести вокруг острова, что в попытке избежать службы блядским монголам, установившим в степи свои дрочеёбные порядки, видел подобное и то, к чему это могло привести — их интрижка пока оставалась хрупка, не константна — ударил веслом, сильно, этим же веслом загнал тело под лодку. Поспешно занял прежнюю позу снисходительного ожидания. Мимо проплыл островок из запутавшихся вперемешку с конским волосом водорослей. На исходе был седьмой и один до окончания, он уже почти принадлежал ему, но тут Готфрид заметил, что с острова за ним следят, ждать дальше не представлялось возможным.

Скопления стоячей воды с разлагающимися остатками и продолжающими развиваться, раскинулись во все стороны. Он выломал им по шесту, нащупывать дно, часто это удавалось. Преодолевали трясину целый день, вдоволь насмотревшись на белые лица утопленников, на всё, что ниже таких лиц или, учитывая их гомотетию, прилегало. С наступлением сумерек ступили на твёрдую уже везде подошву, в определённом месте отвесно уходящую в конденсат на поверхности, в воду, потом в сфагновый торф. Шесты упали синхронно.

Начали штурм на рассвете. С его проворством, находя пальцами, чья физическая сила, должно быть, могла сравниться с воздействием Фаэтона на речной бассейн Рипейских гор, всевозможные отверстия, являя собой так давно представляемый им образ поверенного некоего древнего региона Евразии, но не просто наблюдателя, а одного из абсолютов, созидателей, кровь от крови, он взобрался стремительнее, сел спиной к долине, стал смотреть на его мучения. А Г., хоть и являлся носителем экстраординарного подсознательного опыта, полностью отдавал себе отчёт, что в алхимии формулы — это только дурацкая ширма, при всей сосредоточенности на результате и неисчерпаемых мерах, лез весь пунцовый от стыда за свою телесную несостоятельность, по той же причине он и ударил того паренька веслом, по той же причине мы имеем перед глазами то, что имеем, ждём весны, сочувствуем животным.

С высоты долина просматривалась вся, разбитая на две близко к равным половинам синей полоской реки. Внутренние склоны её пронизали овоиды лучистой структуры, не надоедало смотреть хоть целый день, смотреть, но так и не решить для себя, рукотворно ли се, помогают ли эти витражи ловить и уничтожать разной серьёзности любопытствующих. Реку, ближе к их местоположению, пересекал неширокий каменный мост. На дальнем пляже, полуночном, близко к стене, из утренней дымки проступало кладбище, много крестов, мало памятников, единообразный строй отпиленных плоскостей и чуть ниже воздушное молоко. Под мостом виднелся маленький и какой-то ветхий, неосновательный каменный дом, построенный, казалось, из того, что обнаружилось на дне реки. Дальше по течению, около полуверсты от моста, деревянная церковь, по очертаниям близкая к каабе. За ней, с левой стороны, обветренный деревянный дом — византийская готика.