План для Лайзы

– Да, лошара! Мы тебя надули! Опять подсунули голограмму! Помацай воздух, потискайся с атмосферой! – кричал с лакейской бесцеремонностью с другого конца зала усатенький лакей. – Не будешь лазить через крышу! Ниндзя нашелся! Мы следили за тобой, еще когда ты начал взбираться на клён! Лайза! Иди, посмотри на этого типа! Он пробрался сюда, чтобы втихаря пососаться с тобой! – девушка вышла через служебную дверь, присоединилась к троице, и Мурдак по-хозяйски обхватил ее за плечи:

– Глянь на этого лоха!

– Извини! – крикнула Лайза. – Мы пошутили! – теперь их было две: одна в шаге от меня, другая – на противоположном конце зала, и я крутил головой, пытаясь найти хоть одно различие между ними. – Но ты сам виноват! Тебя не звали! – она демонстративно склонила головку на плечо косухоносцу и даже потянулась губками к небритой щеке.

– Чего ржёте? – буркнул я. Троица носителей Y-хромосом из этой труппы бесила меня с самого начала, и теперь, созерцая, как Мурдак тискает девушку, и она ластится к нему, я уже прикидывал, как накостыляю всем троим. Благо за годы работы на платформе я порядком подкачался, а из всей этой компании ценность в случае махалова представлял только Мурдак.

Наливаясь злобой, я подходил к ним все ближе: без труда раскидаю троицу тружеников голографической сцены и даже успею высказать Лайзе что-нибудь очень позитивное про отношения с молодыми людьми и как их надо выбирать. Однако Мурдак словно учуял мои намерения и, развернув девушку за плечи к служебному входу, бросил:

– Ладно! Повеселились, и хорош! Жорж, выпроваживай этого оковалка! А нам пора на горшок и спать! – и повел Лайзу к служебному входу. Парень не даром числился артистом: всем своим поведением он умел передать такое презрение ко мне, что я не выдержал. Схватил со стола оставленную кем-то из зрителей пачку из-под папирос, скомкал и пульнул ему в спину.

Картонный комок беззвучно пролетел сквозь косухоносца и шлёпнулся о стену. Мурдак даже не оглянулся! Я обернулся к лакею-менеджеру зала с его турецко-итальянским напарником, но и они беззвучно испарились буквально у меня на глазах. Схватил стул и бросился на Мурдака, но тот издевательски помахал мне ручкой и исчез вместе с Лайзой столь же бесследно, как и двое других из этой труппы.

Несколько секунд стоял посреди абсолютно пустого зала, залитого ржавым светом дохлой служебной лампочки, потом заорал:

– Ну, где вы все? Что попрятались! Выходите, поговорить надо! – и услышал в ответ только характерный шорох, с которым мыши грызут под дощатым настилом пола свалившиеся под него кукурузные хлопья и прочую снедь, брошенную зрителями.

Прикинув, что, если помахать стулом перед висящим вместо полотняного экрана монитором, то нервишки у них не выдержат, и вернется желание пообщаться. Изобразил нечто подобное, но не нашел никакого отклика. Поколебавшись, ткнул несильно ножками стула в громадный дисплей, и убедился лишь в том, что и монитор, на котором показывают мультики – тоже голографическая картинка.

Размахнулся и ударил со всей силы – стул едва не проломил дощатую стену позади изображения монитора.

– Ну, хватит! Хватит! – позади меня стоял затрапезного вида старикан в потертом свитере и выпуклых очках в детской оправе. Хотя видуха у него была такая, словно его только что подняли с постели, тем не менее, к нему с первого взгляда липло погоняло “Профессор”, а относиться хотелось с пиететом. – Хватит, а то разнесете всю нашу кибитку! Как завтра народ будет душещипательные клипы смотреть? – старикан достал из заднего кармана брюк портсигар и закурил сигаретку очень фешенебельной марки, пустил через ноздри дым. – Здесь, правда, нет никого, кроме меня! Конечно, то, что вы сюда забрались, отвратительно. Но что сделано, то сделано. Мы пытались выпроводить вас при помощи обольщения Лайзой, но вы, вместо того, чтобы уйти, полезли целоваться. У вас оказались крепкими нервы, и вы перенесли моббинг со стороны наших голографических артистов. Что ж, настойчивость должна быть вознаграждена. Спрашивайте, я расскажу всё, что вы хотите знать.

– Кто вы?

– Один из старейших айтишников страны. Начинал еще во времена Лебедева и Рамеева. Сами понимаете, к старости накопились определенные возможности. И еще одно: она – моя дочь.

– Кто?

– Лайза! Конечно, в жизни ее звали Елизаветой.

– Звали?

– Да. Она умерла. Давно. Вы еще молоды. Вам не дано понять, как это тяжело. Тебя покидает любимое существо, такое нежное и доверчивое, и никто тебе уже не скажет поутру: “Доброе утро, папка!”– и не улыбнется в ответ на твою неловкую шутку, и не поделится своим первым девичьим переживанием. И я не выдержал! Стал сходить с ума! Она так мучительно умирала! И вот, в один из припадков безумия, мне вдруг пришла в голову мысль: ведь я, возможно, один из лучших айтишников планеты! У меня в подчинении десятки толковых ребят! Неужели мы не сможем создать искусственный, цифровой мир для моей девочки? Мир, в котором она бы жила!