– Ах ты мерзавец! – злобно прошипел Богомолов. – Решил прикинуться бедной овечкой? Не выйдет. Забыл, как сдал меня с потрохами Преображенскому? Из-за твоей болтовни у меня отобрали почти все мое состояние. Остались только московский особняк да парочка домов на черноморском побережье Крыма и Краснодарского края. Ты вообще должен был подохнуть, ублюдок. Только благодаря мне ты живешь до сих пор, пусть и в другом теле. Напомнить, как тебя нашли полудохлого, напичканного яйцами Арахны по самое не хочу? А знаешь, кто это сделал? Те самые Кастет и Худя, с которыми ты так жестоко обошелся. Так ты их за это отблагодарил? Воистину, не делай добра, не получишь и зла.
Восьмой поморщился, как будто надкусил кислое яблоко.
– Вот только не надо мне морали читать. Одно доброе дело, если его можно назвать добрым, не перевесит тысячи совершенных ими злодеяний. Они получили по заслугам. Я и для тебя припас подарочек. Ты хотел заставить меня страдать снова и снова, так испытай на себе, каково это – жить с постоянной душевной болью.
Сердце Богомолова заныло от дурного предчувствия. Он прижал левую руку к груди. Лицо исказила гримаса страха за судьбу дочери.
– Ты же не тронул Лизу?
Восьмой растянул губы в неприятной ухмылке.
– Прости, старичок, ты далеко, а она близко. Хоть и говорят: дети не отвечают за грехи родителей, – мне пришлось наказать ее в назидание тебе.
В горле Игоря Михайловича пересохло. Голова закружилась. Он облокотился на стол, чтобы не упасть ненароком, и сипло прохрипел:
– Что ты с ней сделал? Нет. Не надо. Не говори. Я не хочу знать.
– Не волнуйся, папаша, она ничего не почувствовала. Я накачал ее снотворным, а потом отнес в ванную комнату и положил в наполненную теплой водой ванну. Она умерла счастливой, – сказал Восьмой, как будто не слышал его слов.
Из груди Богомолова вырвался похожий на завывание призрака протяжный стон. Он вдруг вспомнил то давнее наваждение, когда увидел дочь лежащей в ванне под толщей воды. Лиза тогда сказала, что это он убил ее. Получается, это было предупреждение, а он его не понял и действительно убил родную кровиночку руками очередной копии Моргенштейна.
– А это, папаша, я вышлю тебе на память.
Восьмой отвернул смартфон экраном от себя и направил на белую коробочку. Та лежала на полу возле его ног. Он присел, снял крышку. Богомолов увидел окровавленное ухо дочери. Он узнал его по длинным бриллиантовым серьгам. Это был его подарок на Лизино двадцатипятилетие.
На экране снова появилось ненавистное лицо. Восьмой расплылся в довольной улыбке.
– Вот теперь, тестюшка, мы в расчете. Прощай и не поминай лихом. – Он пошевелил пальцами свободной руки в воздухе и сбросил вызов.
Игорь Михайлович смотрел потухшим взглядом в темный экран телефона. Он не видел, как открылась дверь и в кабинет заглянул Карташов. Не слышал, как тот подошел к нему и что-то спросил. Он отреагировал только на прикосновение к плечу и поднял на профессора горящие безумием глаза.
– Игорь Михайлович, что случилось? – участливо поинтересовался Альберт Аркадьевич.
– Профессор, у нас нет даже двух дней на ваши опыты, – глухо ответил Богомолов, с хрустом сжимая пальцы в кулак.
– О чем вы? Плохие новости с биржи?
– Если бы! Все намного хуже. Я старый человек, и мое здоровье не позволяет делать многое из того, что я хотел бы совершить. Мне нужно новое тело. Причем с теми возможностями, что дают ему гены детенышей Арахны.
– Это невозможно, – твердо сказал профессор. – Я же вам говорил о нестабильности образцов. К тому же перенос сознания приведет к смерти прежнего тела. Если с организмом вашего реципиента что-то случится – вы умрете. Похоже, вы не понимаете всей глубины проблемы.
– Я прекрасно понимаю, чем рискую, но у меня нет другого выбора. Вы должны мне помочь.
Губы Альберта Аркадьевича сжались в тонкую бледную полоску. Он насупился и упрямо помотал головой:
– Нет, и даже не просите.
– Но почему?!
– Я вам уже объяснил и не хочу повторять снова. Мы и так тут занимаемся противозаконными с точки зрения медицинской науки исследованиями. Если правосудие когда-нибудь до нас доберется, мало никому не покажется, и мне в том числе, но так у меня хотя бы есть шансы скоротать остатки дней на свободе. Если я сделаю, что вы просите, и с вами что-нибудь случится, у меня даже такой малости не останется. Я не хочу состариться и умереть за решеткой.
– С чего вы вообще решили, что вам грозит заключение?
– На днях мне приснился жуткий сон. Я видел себя в тесной камере в арестантской робе. Поймите меня правильно, я не суеверен и скептически отношусь ко всяким таким вещам вроде предсказаний и прочей мистической ерунды, но все было так натурально. Я даже чувствовал холодную сырость стен и отвратительный вкус тюремной баланды. Как тут не поверить в вещие сны. Что, если это правда и меня ждет подобный финал?
– Так вот в чем дело, – понимающе покивал Богомолов. – Я легко могу вам помочь, если вы поможете мне. Деньги способны решить большинство проблем. По крайней мере, вашу они точно решат самым лучшим образом.