Примечательно, что здесь соединяются две черты Гитлера, которые на первый взгляд кажутся противоречащими друг другу: его робость к созданию определенности и его запрограммированное упрямство. Обе вместе они сделали его до известной степени слепым к реальности. Он так же мало видел неожиданные, неза-программированные шансы, как и не соответствующие программе опасности. В этом он отличается от Сталина, который всегда бдительно наблюдал за окружающей его реальностью, – Гитлер же всегда верил себе, что может сдвинуть горы.
Это все не видится нигде отчетливей, чем в год между июнем 1940 и июнем 1941. В этот год Гитлер, не сознавая этого, решил свою судьбу. Он не смог увидеть, что все достижимое им уже достигнуто. Его не интересовало, что мир в континентальной Европе, который мог бы быть теперь заключен, должен был бы также снизить желание воевать и у Англии. Его в принципе не интересовала и вся война с Англией: она не была запланирована, она не вписывалась в картину мира Гитлера. То, что за Англией угрожающе приближалась Америка, Гитлер долгое время серьезно не воспринимал. Он надеялся на отставание Америки в вооружении, на отсутствие внутреннего единства между интервенционистами и изоляционистами, а в худшем случае на отвлечение Америки с помощью Японии. В его собственной программе действий Америка не участвовала. Эта программа требовала того, что после подготовительной войны против Франции, которая должна была обезопасить тыл и теперь, хотя и без заключения мира была закончена, должна быть начата большая главная война, «война за жизненное пространство» против России.
И все же Гитлер после некоторых противоречивых шагов, в конце концов, решился на войну с Англией, хотя она в его программе в условиях немецко-русской войны была предусмотрена не как враг, а как союзный партнер или доброжелательный, нейтральный наблюдатель. И это несмотря на то, что в повисшей теперь войне с Англией, противоречащей его программе, Россия была незаменима как разрушающий блокаду поставщик сырья и продовольствия, и при этом вела себя лояльно по отношению к Германии. Однако Гитлер не принял это во внимание, считая, что завоеванная Россия стала бы еще более надежным поставщиком сырья и продовольствия для Германии, чем лояльно нейтральная. А что касалось Англии, то он внушил себе, что Англия сама прекратит войну как безнадежную, когда у нее отпадет надежда на Россию как на будущего союзника. Он не понимал, что Россия не давала ни малейшего повода для такой английской надежды и что Англия явно рассчитывала в качестве будущего союзника не на Россию, а на Америку.
Нападение на Россию произошло не вследствие, а несмотря на продолжающуюся войну против Англии. И оно произошло не вследствие разногласий с Россией, которые во второй половине 1940 года имели место, но летом 1941 года уже были улажены, а потому что Россия на внутренней карте Гитлера всегда была отмечена как немецкое жизненное пространство. Кроме того, в расписании Гитлера теперь, после победы над Францией, пришел момент эту главную часть завоевательного репертуара вывести на сцену. Уже в июле 1940 года Гитлер дал знать своим генералам об этом намерении, которое потом 18 декабря 1940 года было возвышено до однозначного решения, и 22 июня 1941 года это нападение произошло.
То, что неспровоцированное нападение Гитлера на Россию было ошибкой, а именно, уже единственно само по себе решающей военной ошибкой – сегодня это ясно всем. Вопрос лишь в том, можно ли было увидеть уже тогда, что это была ошибка. Россия в 1941 году в целом недооценивалась, даже в британском и американском генеральных штабах считались с быстрым русским поражением, причем Россия сама дала повод для этого вследствие проявленной слабости в зимней войне с Финляндией 1939 года.
Начальные, импонирующие Гитлеру успехи войны 1941 года казалось, подтверждали низкую оценку русской силы сопротивления. Мог ли он взять Москву с другой стратегией, сегодня еще спорно. Во всяком случае, до этого оставалось немного.
Но даже если Москва была бы взята, у России оставались огромные человеческие и территориальные резервы, и война не была бы закончена в 1941 году. Как вообще должна была бы закончиться эта война при наличии этих человеческих и территориальных резервов? Этот вопрос Гитлер себе примечательным образом, как теперь известно, никогда не ставил. Как и прежде в случае с Францией, он не думал дальше военной победы. Его военный план предусматривал в случае военной победы сначала только наступление до линии Архангельск-Астрахань. Это означает, что даже в этом случае он оставлял тогда огромный восточный фронт – при продолжающейся войне с Англией и угрозе войны с Америкой.