Планемо (СИ)

Время тянулось прозрачной гелевой массой. От нечего делать Реджи нашел нехитрое развлечение — раскачиваться и укачивать самого себя. Забавно, что через пять минут такого качания, если не открывать глаза, ощущения продолжались уже без его участия — вестибулярке тоже скучно. В какой-то момент он даже задремал, но подпрыгнул резко, как от удара, и сразу посмотрел на часы — твою мать, всего пятнадцать минут спал? О, а может, сутки прошли и стрелка показывает то же время, но двадцать четыре часа спустя?

— Да хрен там плавал, — ответил он сам себе. — За сутки мне бы мочевой пузырь разорвало уже.

Мочевой пузырь не подавал признаков жизни. В обзорнике ветер лениво шевелил песок на лысом просвете с дырами, выглядело это уныло.

Что они вообще забыли в этой заднице вселенной? Хоть бы что интересное, трава там или птички, да хотя бы ископаемые какие, а то ведь об этой Шелезии никто никогда не слышал, пока его не вызвали к командиру и не предложили этот контракт. Секретный. А что в нем секретного? Аномалии какие-то? И что тут такого, кроме того, что электроника через час дохнет? Таких аномалий и на других планетах по пяток на пучок. Может, тут пришельцы водятся?

Эта мысль заставила его внимательнее посмотреть на дыры в земле, вдруг пришельцы — черви?

— Тоже херня, — сказал он вслух, больше для того, чтобы дать работу ушам, затосковавшим в тишине. — Чего им тут жрать?

Жрать определенно было нечего, если не считать камней. Черви-камнееды? В кино показывали такое, но то кино, а то реальность. Куры вот клюют камни, но мелкие, и только потому, что у них зубов нет, а камни им еду перетирают, то есть жратва нужна все равно. И были бы тут черви, ему бы ствол дали, а не блокнот. Значит, нет тут никого.

Реджи опять поднес часы к глазам — ну что ты будешь делать с проклятыми?

— Дважды два — четыре, — громко сказал он. — Дважды три — шесть. Дважды четыре — восемь. Дважды пять — десять. Одиннадцать на одиннадцать…

Последний пример оказался неудачным, он точно не помнил, сто двадцать один или сто одиннадцать, а проверить подсчетом на листочке было нельзя. Может, уже пора написать на нем что-нибудь, чтобы не сказали, что он не работал? Например, что хочется пить?

Сказано — сделано. Лист уже не выглядел таким пугающе чистым, и дальше Реджи изобретательно продолжил тему отсиженной левой ногой. Нет, он научно написал, как его учили — нарушено кровообращение, но все равно. Когда вторая тоже затечет, можно будет и про нее написать. Затея его увлекла. Ну-ка, ну-ка, что там еще происходит в его организме? Например, повышенное потоотделение в области задней части головы существенно? Или надо писать — зона роста волос?

Он смахнул каплю пота с шеи и продолжил свой научный труд. Усиленная перистальтика кишечника — годится, хотя потребовалось привстать, чтобы эта самая перистальтика пришла к логическому завершению после белкового обеда. Правда, не совсем она пришла, но день еще долгий впереди, писать про что-то надо. Почему бы не про неприятные ощущения в области желудка? Они ведь даже болевые отчасти, так что извините.

После смены позы Реджи торжественно квалифицировал эти ощущения как мигрирующие болевые (пригодилось слово). Он пощупал живот, на всякий случай спустил руку ниже и потрогал мошонку, на это простое действие отозвалась почему-то только правая тестикула, и Реджи тоже это добросовестно записал. Можно еще смерить температуру до кучи, у него тут есть градусник с железкой, пусть поработает.

Стрелка на термометре прыгнула к тридцати семи и остановилась. Это уже повышенная температура или нормальная? Вообще, он, конечно, вспотел, но все-таки нормальная температура у человека тридцать шесть и шесть, поэтому записать надо.

Научная работа порядком его утомила. Реджи похвалил себя за то, что не пошел в колледж, иначе занимался бы такой фигней всю жизнь. Он откинулся назад и попробовал улечься на спине, но боль переползла в низ живота, и пришлось лежать на правом боку, где это не так чувствовалось.

Реджи проснулся от того, что организм срочно требовал посещения уборной. Причем так требовал, что был риск не успеть. До этого дня Реджи и не подозревал, сколько всего может поместиться в его кишках.

Не надо было есть третью упаковку.

И вторую тоже не надо было.

Зеркало на стене отразило его бледный вид, когда он, пошатываясь, слез с толчка. Нужно записать, мелькнула у него мысль, но тут же пропала, когда он понял, что боль усилилась и прочно обосновалась в правой части живота. Термометр показал уже тридцать восемь, а пульс он сам себе насчитал под сотню. Он наскоро впихнул эту информацию в блокнот и посмотрел на часы — три часа прошло.