Планета безумцев

— Я не знаю, каков уровень контроля над моей жизнью. Они убили Элизабет. Что им помешало расправиться с сыном? А если они хотят использовать его так же, как и меня? Тогда они подошлют к нему кого-нибудь из четырнадцати и сотворят из него монстра. По типу папаши Брайтера… Понимаете, чего я боюсь? И почему я обратился к вам?

Он говорил все быстрее. И все тяжелее дышал. Лицо его стало землисто-серым.

— Слушайте, Хаткинс, вам совсем плохо. Может быть, выйдем на улицу?

— Нет, — отмахнулся он. — Ничего страшного. Спиртное на меня всегда действует плохо. Сейчас отдышусь.

— Тогда скажите, почему вы не обратились в правительственные структуры?

— Общение с агентами спецслужб заказано для меня. Блокировка страхом. Одна из особенностей заложенной в меня программы. Страх держит меня даже сейчас. Если бы я начал беседу с агентом, вот так, как с вами, то просто-напросто потерял бы сознание. Или сдох бы. Как… как собака…

Он вдруг побледнел, навалился грудью на стол и захрипел. Руки его судорожно скомкали скатерть. Очки упали в тарелку с недоеденным салатом. Глаза вылезли из орбит.

— Хаткинс! — Я выскочил из-за стола и кинулся к нему. Но он уже не видел меня. А яростно рыча, слепо шарил глазами по столу и тянул на себя скатерть. Я неуверенно дотронулся до него и почувствовал, как его напряженное тело сотрясают волны мелкой дрожи. Я ринулся к ближайшему официанту за помощью:

— Эй, кто-нибудь!

Я успел сделать всего несколько шагов. А потом могучая волна неведомой упругой силы ударила меня в спину, подхватила и подняла в воздух. И только в полете я услышал грохот взрыва.

Взрывная волна пронесла меня пару метров и впечатала в зеркальную стену по касательной. Этого оказалось достаточно, чтобы вышибить из меня дух. Ровно секунду после этого я видел себя как бы со стороны. Я лежал на полу, а на меня дождем сыпались осколки зеркал и мелкие ошметки окровавленной плоти.

А потом все пропало в абсолютной темноте.

ГЛАВА 2 ТАЙНА «УТРЕННЕЙ ЗВЕЗДЫ»

Я мчался в автомобиле по загородному шоссе к пансиону «Утренняя звезда» и старался унять одолевавшую меня злобу. Злился я на весь белый свет. Но прежде всего — на Хаткинса, втянувшего меня в дерьмовую историю, главным фигурантом которой оказался именно я.

Хаткинс взорвался. Разлетелся на мелкие кусочки. Как будто вместе с салатом проглотил кусок пластиковой взрывчатки. Хорошо, что наш стол стоял в углу ресторанного зала, два соседних столика были пусты, и поэтому никто из посетителей не пострадал. Никто, если не считать сердобольного исповедника заблудших коллег дурака Дэнни Рочерса. Меня шарахнуло об зеркало так, что голова болела до сих пор, и ныли все кости. Только по счастливой случайности меня не порезали осколки зеркал, и теперь я мог наблюдать свою осунувшуюся, но целехонькую физиономию в зеркало заднего вида.

Я разгонял свой автомобиль все быстрее. Шоссе, ведущее к пансиону, было пустынным, так как не являлось деловым транспортным каналом города. Оно ответвлялось от головной магистрали на пятидесятом километре от города и ровной стрелой вонзалось в живописное смешенье лесов, рек и скальных нагромождений на горизонте. Там, в этой полудикой и легкомысленной стране эльфов и фей, находилось несколько комплексов оздоровительной релаксации и детские пансионы.

В частности, пансион «Утренняя звезда». Я ехал туда.

Я ехал туда, чтобы обрести понимание того, что произошло. Почему взорвался Хаткинс? Что с ним случилось? Это убийство или несчастный случай? Связано ли это как-нибудь с тем, что он мне рассказал? И правда ли, все-таки, то, о чем рассказывал Хаткинс весь вечер?

Все эти вопросы я хотел бы оставить на рассмотрение, так сказать, «компетентных органов». Потому что после того, как меня шарахнуло об кривое зеркало, мозги у меня тоже окривели. Они совершенно не работали, и всякое желание заниматься делом Хаткинса пропало. Но пикантность ситуации заключалась в том, что компетентные органы не хотели получать от меня никаких вопросов. Потому что имели свои. Множество. И все они адресовались журналисту Рочерсу.

— Что вы подмешали Хаткинсу в еду?! — орал мне в лицо крепкомордый опер. Я сидел в отделении Криминальной полиции мегаполиса и морщился от боли в затылке. А он орал, как резаный, и своим криком раскалывал не только мой затылок, но всю голову — на несколько автономно гудящих больных кусков. За его спиной в низком старте стояли еще двое. Готовые в любую секунду сменить своего дружка, если он вдруг охрипнет.

Я был не настолько травмирован, чтобы не понять одной простой вещи. Как бы выразительно я не распинался в такой обстановке, все будет использовано против меня. Рассказывать невероятную историю мытарств и ментального шпионажа Томаса Хаткинса не имело смысла. В нее не поверил бы и я сам. Если бы не слушал Хаткинса, не видел его глаз и не был свидетелем его страшной гибели.

Не поверил бы. А уж о нависших над явным убийцей копах и говорить нечего…

— Отвечайте!

— Не задавайте глупых вопросов, — выдавил я из себя — Я же не мог подмешать ему в салат аммиачную селитру. Он бы есть не стал.