Планета грибов

Белые лошади, вырвавшиеся из жесткой упряжи, несущие голых всадников, сами собой сбиваются в кавалькаду жизни, сотканной из нежных сияющих красок, идущей по кругу в хаотичном беспорядке, в котором человеческое соединяется то с загадочным, то с обыденным; то с растительным, то с птичьим, то со звериным – как на картине средневекового художника, написанной пятьсот лет назад. Фантастический мир, собранный из разрозненных кусков реального, где люди объединены не столько логикой, сколько скрытыми смыслами, которые каждое поколение разгадывает по-своему, венчается голубым небесным сводом, похожим на купол: голые фигурки летают на крылатых рыбах или на собственных прозрачных крыльях.

Ее душа, расставшаяся с телом, приближается к облаку, где – вплоть до самого полета Гагарина – сидел Создатель земли и неба, травы и деревьев, животных и людей. Мужчины и женщины размножились и превратились в народы, с которыми Бог разговаривает на языке истории. Горе в том, что далеко не все народы понимают этот трудный язык. Но те, кто его постигли, знают: Время и Вечность – две равновеликие категории, которые уже не могут существовать друг без друга. Счастье, что Он терпелив. Готов повторять снова и снова, надеясь, что рано или поздно народу наскучит повторение – мать учения, и он перестанет кружить по широким полям шляпы Его извечного врага.

С высоты, на которую она взлетела, сад земных наслаждений кажется маленьким, меньше Бельгии или Нидерландов, не говоря о России. Да какой там сад – парник, покрытый полиэтиленовой пленкой. Пленка разорвана. Расправляя крылья, она шепчет: «Свободна… Наконец свободна… Теперь без меня…» —

* * *

Подойдя к трапу, капитан пошаркал по траве нижними отростками. «Не забыть: после дождя здешняя почва липнет к ногам».

На борт он поднялся последним. Прежде чем задраить входной люк, оглядел поверженные деревья. «Как же их?.. – вспомнил. – Древовидные папоротники…» Название сохранилось в отчете предшественников. С высоты, которую корабль наберет после взлета, их можно будет принять за членистые ноги пауков, свившихся в смертельном соитии.

Он смотрит, не веря собственным глазам: «Только что… Мы шли. Дождь. Их не было… – Но вот же они – огромные, проросшие между стволами. Одни – выпуклые, с отчетливо выраженной ножкой. Другие – вогнутые, похожие на чаши. Тысячи и тысячи особей. – Надо выйти, взять пробы…» Но он стоит, поводя глазными отростками. От грибов, подступивших к кораблю, исходит что-то зловещее. Такое впечатление, будто они движутся, шевелят влажными ртами. Его снедает ужас. Для этих существ – не животных, не растений – он сам – снедь…

Дернув люк на себя, приводит в действие запоры. Снаружи их невозможно открыть.

Под двойной защитой – обшивки и электронной системы – к нему возвращается спокойствие: «Просто не ожидал. В лабораторных условиях грибы другие: маленькие… – Эти, стоящие за иллюминатором, кажется, растут на глазах. – Вырастут, заполонят все свободное пространство…» Слава богу, к тому времени его экспедиция будет далеко…