В звенящей тишине вьются крылатые тельца. Быстрые и бессмысленные, как женские мысли, похожие на молекулы газа, заполняющего любое пространство. Он чувствует разочарование. Последнее время это случается все чаще: быстрые и бессмысленные усилия, которые ничем не заканчиваются. Во всяком случае, когда воображение подсовывает образ этой женщины.
Всегда нравились молчаливые. И работящие – как его мать.
Или девочка, в которую был влюблен в юности. Стоял, скрывшись за занавеской, смотрел, как она ходит по участку. Когда пришла за цветами, сидел на крыльце. Мать что-то объясняла. Боялся поднять глаза, сидел, прислушиваясь, делая вид, что читает. Обычно она носила брюки. Работая в цветнике, надевала ситцевое платье. Голые ноги заедали комары. Била себя по голеням, по икрам, по коленям. Садясь на корточки, поддергивала платье. По ночам, ныряя с головой под одеяло, он видел эту картинку и слышал звонкие шлепки. Особенно донимали шлепки… Родители спали в соседней комнате. Забивал рот одеялом. Однажды все-таки услышали. Мать – белая ночная рубашка: «Сынок, тебе плохо? Ты так стонал…»
Постояла и скрылась. Невнятный отцовский голос, короткий всхлип пружин. Дождавшись мертвой тишины, встал, подкрался к диванчику. Нащупал маленькую подушку. Собственно, даже не подушку – вышитую наволочку, набитую старыми тряпками. Мать называла думочкой. Смял полотенце, пихнул комком. С этих пор держал при себе, пристраивал рядом со своей подушкой. Ночью, когда являлись шлепки и картинка, совал руку в ее нутро. Вытягивал полотенце, расправлял под одеялом. Потом комкал и пихал обратно. Днем, проходя мимо, старался не смотреть: боялся, что родители что-то заподозрят, влезут вовнутрь, разорят…
Когда заблудились, вел себя как настоящий мужчина. Вспомнил все, что читал о лесе. Главный ориентир – мох, растет на стволах деревьев, всегда с северной стороны. Не его вина, что в книгах пишут одно, а в жизни выходит иначе. Не потому, что книги врут. Бывают разные леса. Если бы заблудились в тайге, сама бы убедилась. Не стала бы все портить, говорить глупости…
– Здравствуйте. Вы меня помните?
Он вздрогнул и повернул голову. Солнце, ускользающее на запад, поджало лучи.
За калиткой стояла женщина: глядя против света, он не разобрал лица. Только светлые брюки, желтоватая кофта, коротко стриженные волосы.
– Здравствуйте, – кивнул.
– Дело в том, что я оформляю наследство. Ужасная волокита. Уйма документов. Конечно, надо было давно, но знаете, как бывает… – женщина развела руками. – Соседи должны подписать. Я имею в виду, собственники. Ваша мама… Или отец. Короче говоря, те, на кого оформлена дача…
– Их нет. Собственник – я, – оглянулся опасливо, словно родители, услышав опрометчивые слова, могли обидеться. – Только я не вполне понимаю…
– Честно говоря, – она взялась за штакетину, – я тоже. Приняли закон. Знаете, новая метла… Кадастровый документ должны подписать соседи. Простите, – она сняла руку с калитки. – Вы сказали: их нет. Надеюсь, ваши родители… ваша мама… Как она себя чувствует?
– Авария. – Сказал и прислушался. – Там, на шоссе, – махнул рукой в сторону железной дороги, откуда доносился шум проходящего поезда.
– На шоссе? – она сделала шаг назад.
– Лобовое столкновение. Они ехали по своей полосе. Встречная машина пошла на обгон, – он объяснил словами милицейского протокола и отвел взгляд, лишь бы не увидеть тела, лежащие на обочине. Когда добрался до места, их лица уже прикрыли газетами: скорей всего, сами милиционеры. Или врач, приехавший на скорой. Проезжающие машины двигались медленно, будто оказывая уважение чужой смерти. На самом деле – благодарили свою: слава богу, их смерть опоздала к месту событий, зависла в пробке на выезде из города.
– А… тот, другой водитель? – женщина провела пальцами по вышитому горлу.
На этот раз глаза выхватили что-то белое, похожее на ком. Вздувшись, оно заполнило кабину иномарки. Освобождая дорогу, черный джип оттащили в сторону. По другую сторону дороги корчились останки «Москвича». На них было страшно смотреть. Милиционер объяснил: от удара заклинило двери, пришлось взрезать автогеном. В Соснове нет, вызывали из Приозерска – пока дозвонились, пока доехали, прошло часа три. Потом, будто утешая, сказал: тела совсем не пострадали. В заднем окне зеленели кустики рассады – они тоже не пострадали.
– Другой водитель выжил. Сработали подушки безопасности. Но его оправдали.
– Как? – ее брови взметнулись.
Он почувствовал раздражение: можно подумать, эта женщина живет на другой планете, не имеет понятия о нынешних судах.
– Так. Освободили из-под стражи. Прямо в зале суда.
– Да, я понимаю… Простите, – она прижала к груди папку, надо полагать, с документами. – Можно войти?
Дернув калитку на себя, он позволил ей перейти границу его единоличных владений.