Планета исчезающих слов

На землю я вернулся аккурат на свой день рождения. 25 – это, конечно, не 33, но пора уже было что-нибудь совершить. Самое неприятное даже не то, что я застрял в тупике – это обязательная часть любого живого пути или процесса, а то, что я начал к этому привыкать. Только перекашивало от мысли об Эдди Роджере – нашем старшем сотруднике, может быть уже главе лаборатории. Вспоминался его противный, самодовольный голос:

– Подумай, Сандерс, может ты выбрал не ту профессию?

Я так разозлился от мыслей об Эдди, что двинул по прозрачному боку подлетевшего аэротакси, называемому в народе Стрекоза. Как будто это назойливое насекомое сейчас тоже заговорит противным голосом. Оно обиженно дёрнулось и умчалось, растрепав мне волосы на прощанье.

А потом над головой зажужжала механическая Муха, миникоптер отдела рекламы:

– Господин Сандерс, наш Космопорт поздравляет Вас с благополучным прибытием на землю, а также с днём рождения. Примите наш подарок – купон на бесплатное посещение одного из наших заведений. Прослушайте список.

– Бар «Тихий ёж»! – выкрикнул я, представив бесконечный нудный список.

Муха запнулась на секунду, а потом тем же механическим голоском неопределённого пола произнесла:

– Ваш заказ принят. Получите купон. Он действителен в течение 24-х часов. Наш Космопорт желает Вам хорошего дня.

Из живота Мухи вылетел и завис на ниточке круглый пластиковый жетон в виде монеты с цифрой 25 посередине. Если такие же выдают женщинам, желающим скрыть свой возраст, Космопорту определённо надо менять маркетолога. Я снял жетон с ниточки и засунул в карман, не выпуская из зажатой руки. Он был приятным на ощупь.

«Тихий ёж» был моей детской мечтой. Любимый бар первых астронавтов, вышедших за пределы галактики, легендарный. Я много раз пытался туда проникнуть, но мальчишек не пускали. Мне оставалось только заглядывать в изредка открывающиеся двери, едва успевая разглядеть лица суровых мужчин, стоящих в проходах, толпящихся у стойки или сидящих за столиками с пивом «Хейли» и другими напитками. Их сдержанные улыбки, неслышные мне разговоры. В моих фантазиях говорили они исключительно о дальних странствиях и недоступных простым смертным приключениях. Почему я не зашёл туда позже, когда вырос? Интересный вопрос. Наверно потому, что не хотел почувствовать себя чужим. Это было бы хуже, чем просто не иметь права открыть дверь. Но Муха застала меня врасплох, и детская мечта выскочила солнечным пузырём, пока я не успел включить свои рефлексии и страхи. Защитная стена пала, сопротивление бесполезно. Я погладил жетон пальцем.

Дул лёгкий весенний ветер, солнце уже пригревало, и хотелось пройтись, возвращаясь в мир земных ощущений. Пахло клейкими листочками, оживающей землёй, даже еле уловимый запах дорожного пластика казался природным. Но пустота внутри меня за эти годы сделалась плотной. Я нёс её через всю эту радость жизни как сосуд, закрытый от энергий окружающего мира. Это был мой способ самосохранения, перешедший в хроническое состояние.

До дома я дошёл минут за 20. Постоял, задрав голову на его уходящую вверх стену, гладкую и блестящую, прорезанную зеркальными полосками стекла. Это прозрачные стены квартир, обращённых к Космопорту. В детстве я мог часами простаивать перед огромным, от пола до потолка окном, глядя на взлетающие корабли. Иногда казалось, что я лечу или падаю. Кружилась голова, пол уходил из-под ног, желудок проваливался вниз, и я оказывался на полу, отползал, но снова притягивался к окну, замирая от ужаса и восторга. А сейчас, набрав на входе знакомый код и войдя в ту же гостиную, увидел, что к стеклу со стороны улицы прилеплена мятая бумажка с запиской от Раши:

– Даже не думай уклониться. Я помню какой сегодня день! И знаю, что ты в городе.

Надо заметить, что живу я на 115-м этаже, и, как уже говорил, вся стена с этой стороны совершенно гладкая. И Стрекозы на этой высоте не летают. Да если бы и летали. Я попытался вообразить невероятный эквилибристический трюк с приклеиванием записки к окну на лету. Без летального исхода не получалось. Любит он такие штуки.

Я коснулся записки со своей стороны стекла, а потом попытался её подвинуть. Она послушно поехала за моими пальцами. Ха! Теперь уже было ясно, что её можно растягивать во все стороны, переворачивать и перекидывать на любые привычные носители. Раши развлекался, демонстрируя свои последние достижения.

Другое сообщение без всяких прикрас светилось на информационной панели:

– Господин Сандерс Йетс. С благополучным прибытием на Землю. Ваш доклад о результатах работы на Юкке назначен на 17-00 послезавтра. Если Вам неудобно это время, сообщите заранее. И значок нашей лаборатории – «Цветок в капле». Символ жизни, заключённой в наших лекарствах.

Всё, даже ни в чём не повинный символ, указывало на мою несостоятельность. И это было не просто отсутствием результата. Это стирало меня самого. Делало бессмысленным моё существование. И скоро об этом узнают все.