— Конечно. Хм… Значит, так. В январе? Нет, тогда я все еще был на ТЕРСИПИОНЕ. В феврале? Нет, я уже вернулся на КА-ПЭКС и учился играть на патюзе, впрочем, виртуозности на нем я никогда не добьюсь. Скорее всего, это было в марте. Да, это действительно был март, чудное время в вашем северном полушарии, когда лед в реках тает, а из земли показываются крокусы и подофиллы.
— Это март 1980-го?
— Так точно.
— Он вас вызвал?
— Не то чтобы с какой-то определенной целью. Просто время от времени ему хочется с кем-то поговорить о том о сем.
— Расскажите мне о нем. Что он за человек? Он женат?
— Да, он женился на девушке, с которой был знаком… Да я вам уже об этом рассказывал, верно?
— Девушка, католичка, которая забеременела в тот год, когда они кончали школу?
— Ну и память! Она все еще католичка, но уже не беременная. Это было пять с половиной лет назад.
— Я забыл, как ее зовут.
— А я вам никогда этого не говорил.
— А сейчас можете сказать?
Наступила долгая задумчивая пауза, во время которой прот, похоже, изучал мою стрижку (или, вернее, ее отсутствие), а потом очень тихо он произнес:
— Сара.
— Кто у них родился, сын или дочь? — воскликнул я, едва сдерживая ликование.
— Да.
— Я имел в виду: кто же именно?
— Вам, доктор брюэр, надо заняться своим чувством юмора. Дочь.
— Так что, ей сейчас примерно пять?
— На будущей неделе ее день рождения.
— А кроме нее, у них есть другие дети?
— Нет. У Сары нашли эндометриоз, и ей удалили матку. Такая глупость.
— Потому что она была так молода?
— Нет, потому что для этой болезни есть простейшее лечение и ваши доктора могли бы давным-давно до него додуматься.
— Вы не против назвать мне имя их дочери? Или это секрет?
После минутного колебания прот ответил:
— Ребекка.
Когда он выдал мне это имя с такой легкостью, я подумал: а вдруг Пит смягчился и решился позволить проту назвать мне его настоящее имя? Наверное, он начал мне доверять! Но прот, похоже, предугадал мой вопрос.
— Даже не мечтайте, — бросил он.
— Не мечтайте о чем?
— Он вам этого ни за что не скажет.
— Но почему? Может он хотя бы сказать мне почему?
— Нет.
— Почему?
— Потому что вы воспользуетесь ответом, чтобы на нем отыграться.
— Ладно. Тогда ответьте мне на такой вопрос: они живут в том же городе, где он родился?
— И да и нет.
— Не могли бы вы пояснить свой ответ?
— Они живут в вагончике за чертой города.
— Как далеко от города они живут?
— Недалеко. На стоянке вагончиков. Но они собираются купить дом подальше, в сельской местности.
И тут я решил пустить пробный шар.
— А у них есть поливалки?
— Что?
— Поливалки для газона.
— На стоянке вагончиков?
— Ну ладно. Они оба работают?
Рот его слегка скривился, будто у него вдруг схватило живот.
— У него, как вы это называете, работа на полную ставку. А она подрабатывает шитьем детской одежды.
— А где работает ваш друг?
— Там же, где работали его отец и дед. Почти единственное место в городе, где есть работа, если ты, конечно, не работник банка и не продавец.
— На скотобойне?
— Да, сэр. Старая мясная лавка.
— А что он там делает?
— Он там сшибальщик.
— Что значит сшибальщик?
— Сшибальщик — это тот, кто бьет коров по голове, чтобы они особо не мучились, когда им перерезают глотки.
— Ему нравится его работа?
— Вы шутите?
— А чем еще он занимается? Дома, например?
— Да особо ничем. Вечером, когда дочка ляжет спать, почитает газету. По выходным возится со своей машиной и смотрит телевизор, как и все остальные в городе.
— А он ходит, как прежде, в походы?
— Саре хотелось бы, чтобы он ходил, но он не ходит.
— Почему.
— Его это угнетает.
— А бабочек он все еще собирает?
— Он давным-давно выбросил свою коллекцию. В вагончике для нее нет места.
— Он жалеет о том, что женился и растит ребенка?
— Нет, что вы. Он, как вы выражаетесь, очень предан и жене, и дочке.
— Расскажите мне о его жене.
— Веселая. Энергичная. Ограниченная. Как и большинство домохозяек.
— А дочь?
— Вылитая копия матери.
— Они ладят друг с другом?
— Они все боготворят друг друга.
— У них много друзей?
— Ни одного.
— Ни одного?
— Я же говорил: Сара — католичка, а городок маленький…
— И что, никогда ни с кем не видятся?
— Только с ее семьей. И его матерью.
— А с его сестрами?
— Одна живет на аляске. А другая такая же, как все остальные в городе.
— Вы думаете, он ее ненавидит?
— Он никого не ненавидит.
— А есть у него приятели?
— Ни одного.
— А как насчет того хулигана и того парнишки, за которого он вступился?
— Один — в тюрьме, другого убили в ливане.
— И он никогда не заглядывает после работы в кабачок выпить пива с другими ребятами-сшибальщиками?
— Теперь уже нет.
— А раньше заходил?
— Раньше заглядывал: выпивал кружку-другую, шутил со всеми. Но стоило ему пригласить кого-то из них на ужин, как они находили любые предлоги, чтобы отказаться. И никто ни разу не пригласил его на барбекю или на что другое. Так что вскоре он смекнул, что к чему. Теперь они почти все время проводят в вагончике. Я предупреждал его, что так оно и будет.
— Похоже, им совсем одиноко.
— Да в общем-то нет. У сары миллион братьев и сестер.
— А теперь они собираются купить дом?