Планета Харис

- Это мое хобби,- пояснил астроном, пожав плечами. После "Петрушки" не хотелось уже смотреть ничего. Уилки принес бутылку шампанского, и мы ее распили. Уилки уже не пошел переодеваться - так и сидел в черном трико с белым воротником. Только причесал взлохмаченные волосы и стер с лица белила.

- Как раз "Петрушку" я заимствовал,- признался он,- от своего двойника.

- Мы ждали истории,- напомнил я.

- Да. Я должен вам ее рассказать. Не уходите, Харитон.

- Я не ухожу. Что это еще за "двойник"? - нахмурился Харитон.

- Если бы я знал! - Уилки вздохнул. Лицо его омрачилось.- Жизнь моя очень благополучна,- начал он как-то даже удивленно.- Я всегда имел возможность заниматься только тем, к чему лежит моя душа. Родители мои люди богатые. Отец - судовладелец в штате Мэн, мать - дочь банкира. Я рос единственным ребенком. И мне ни в чем не отказывали. Влечение к науке проявилось у меня очень рано. Мне было десять лет, когда мне подарили телескоп, которому позавидовала вся школа, начиная с директора. Ребята любили приходить ко мне, наблюдать небо. Я давал объяснения в пределах популярной литературы по астрономии. Два раза я пожелал перешагнуть через класс, мне тотчас наняли репетиторов. В Калифорнийском университете, где я был младше всех, меня очень любили. Должно быть, потому, что по натуре я общителен, любопытен к жизни. Увлекаюсь яхтами и лыжами. Пишу маслом и акварелью. Как-то получил первый приз за карнавальный костюм. На студенческих вечерах выступал как клоун и мим, а иногда с песенками, которые сам же сочинял.

Но я всегда умел организовать свое время, как это у вас по-русски говорится: делу время - потехе час. Коллеги говорят обо мне: одаренный американский мальчишка, который никогда не станет взрослым. Может, это и так, но в тридцать четыре года я уже профессор, астрофизик.

У меня замечательная жена, хорошие дети, верные друзья. И, насколько мне известно, нет врагов. Никогда я не жаловался на здоровье, не испытывал финансовых затруднений.

Я - счастливчик! Даже когда я захотел поработать на Луне...

- И то вам удалось,- вставила Вика, усмехнувшись.

- Да. Мне и это удалось. И все же однажды в жизни мое душевное равновесие было нарушено... И кажется, навсегда.

Уилки замолчал. Мы в ожидании смотрели на него.

- Простите, я пойду переоденусь,- вдруг поднялся он.

- Но вы доскажете? - нетерпеливо спросил я.

- Да, конечно.- Астрофизик ушел.

- Он красив, правда? - заметила Вика. Мы охотно согласились, что он красив и вообще славный человек.

- И большой ученый,- добавила Вика.- Его работы имеют мировое значение. Он открыл несколько планет - у летящей звезды Бернарде, кроме того, Уолт выдающийся специалист по фотографической астрономии.

- Типичный буржуазный ученый! - буркнул Харитон.- По-моему, он даже в бога верует. К тому же сын миллионера. К его услугам было все. Родился с серебряной ложкой во рту.

- Он католик. Но сотрудничать с ним приятно,- сказала вполголоса Вика.

Вернулся Уилки, пожалел, что нельзя закурить, и сел возле Вики.

- Я люблю Сан-Франциско,- продолжал Уилки,- люблю бродить пешком по его разбегающимся, оглушительно шумным красочным улицам.

Однажды апрельским вечером я забрался в какие-то трущобы. Пахло морем и отбросами... Мне захотелось выпить, и скоро я нашел портовый кабачок. Посетители его были всех цветов кожи, в большинстве матросы, портовые рабочие, механики и наладчики с ближайших автоматических заводов, бродяги по призванию, молодые люди из "строптивых" и легкомысленные девицы, ищущие приключений.

Я сел за столик - едва нашел свободный - и спросил себе, виски. В кабачке было шумно и дымно. На пустой сцене задумчиво перебирал клавиши пианист, но его никто не слушал.

И вдруг стало тихо. Пианист встал и объявил: Уилки Саути, клоун и мим. Все с ожиданием обратились к сцене. Раздались аплодисменты.

Имя - мое, я невольно отметил это. И вот выходит на сцену этот Уилки, в черном трико с белым воротником, без грима, только волосы припудрены.

Разумом я не сразу понял, почему у меня замерло сердце, задрожали руки так, что я расплескал свое виски.

Но в следующие минуты я уже видел: мой двойник! Как бы я сам, только исхудавший, с огромными печальными глазами, трагическим изломом выразительного рта, дергавшейся щекой.

Вот тогда он начал своего "Петрушку". Это была выразительность, граничащая с гениальностью. Ему было место лишь на большой сцене, но я сразу понял, что ему мешало продвинуться. Тик. Он пробегал по лицу, как судорога, захватывая плечо, руки, тело. Петрушке это даже шло, усиливался зловещий рисунок роли, но в других номерах тик явно мешал.

Посетителям кабачка было плевать на тик - они любили своего мима. Как они аплодировали с сияющими глазами, довольные, словно дети, подбодряли его возгласами вроде: "Валяй, Уилки", "Покажи им", "Отлично, астроном!"

Я вздрогнул. За мой столик уже давно подсели два негра в запачканных комбинезонах - видно, зашли прямо с работы. Они громко хлопали в ладоши и тоже подбодряли мима.

- Почему его называют астрономом? - спросил я у негров. Они рассмеялись добродушно.