- Еще раз спрашиваю, вы мне не верите? Вы нам не верите? Потому что Вика и ваш собственный племянник не откажутся... Яша не Харитон.
.- Будут лечить всех троих.
- Ответьте на мой прямой вопрос.
- Невероятно это все, Кирилл,- тихо ответила она,- и... пожалуйста, не хлопай дверью, Кирилл!
Я все-таки хлопнул дверью так, что зазвенели окна. Марфа Евгеньевна выскочила за мной в коридор.
- Кирилл! Не езди без меня к президенту, слышишь? Ты только навредишь себе. Сначала остынь.
Я круто обернулся к ней.
- Сколько времени вы даете мне, чтобы остыть? Учтите, что после бессонной ночи будет хуже...
- Ну хоть часа два. Идем, я тебе покажу новый отдел. Растительность в марсианских условиях...
- Хорошо. Показывайте новый отдел. Я только сначала свяжусь по телефону. Одну минутку...
Я вернулся к ее секретарше, профессор гневно ждала меня в дверях и попросила ее связать меня с президентом Академии наук... Мне назначили на четыре пятнадцать. У президента Казакова все рассчитано по секундам.
- Напрасно ты хочешь с ним говорить,- заметила Марфа и расстроенно махнула рукой.
Мы спустились по лестнице и перешли выложенный пластмассовыми плитами двор с мощным фонтаном посредине.
- Заправляет марсианским сектором матушка Харитона,- рассказывала на ходу Марфа, видимо решив переменить тему.- Она согласилась давать у нас консультации.... два раза в неделю. С помощью Казакова, который обратился к правительству, удалось ее "временно" перетащить сюда, вместе с ближайшими помощниками и даже любимой лаборанткой. А консультации она теперь дает у себя, в Лесном Институте... два раза в неделю.
- Как вы любите насилие!
- Не дерзи! Озеленение Марса - работа первостепенного значения. Профессора Лосеву никто не сможет заменить. Понятно?
- Чего уж там! Как будто на Земле проблема преодоления времени полностью решена.
- На Земле когда-нибудь станет совсем тесно. К тому времени на Марсе должна быть создана атмосфера. Под куполами - это не жизнь. А с помощью растений - ну, и техники, конечно,- мы создадим атмосферу за полвека... А может, и за тридцать лет.
- Может, за десять? - съязвил я.
- Не знаю, за сколько, но создадим. Слушай, Кирилл, обрати внимание на лаборантку Лосевой. Она общая наша любимица. А Таисия Константиновна в ней души не чает. Ее звать Рената. Мы зовем ее девушка из Грядущего.
- Почему?
- Ты увидишь. Она удивительный человек! Ясная, цельная, добрая, умная и в высшей степени способная к восприятию красоты Мира. Словно и вправду пришла из Будущего. Мы, к сожалению, еще не такие. Хорошо, хоть знаем, какими мы хотим быть.
- Марфа Евгеньевна! Вы что же, хотите сказать, что в прошлом не было таких гармонических личностей?
- В темном прошлом, где жестокость поддерживалась равнодушием, где личность ставилась ни во что,- конечно, нет! После столкновения со злом личность дает трещину, как хрустальный бокал, по которому грубо стукнули...
- Это слишком грустно.
- Но это ведь так.
- Я не согласен с вами, категорически. Есть люди, подобные самому ценному хрусталю, который не дает трещин. Его можно разбить только совсем, вдребезги. И в памяти такой человек" остается, каким был,- неповторимым, тонким, прекрасным. Разве я не рассказывал вам об агрономе в Рождественском Ренате Михайловне Петровой? Все, что она хотела сделать для людей, она фактически сделала после смерти...
Марфа вдруг остановилась так внезапно, что я чуть не налетел на нее. Глаза ее округлились.
- Рената, о которой я говорю, тоже из Рождественского. Твоя землячка! Полностью ее имя: Рената... Михайловна... Петрова. Есть у вас такая? Ты ведь всех знаешь.
- Не помню,- почему-то замялся я,- может, и есть.
Мы вошли в кабинет Лосевой. Сердце мое гулко билось. Я заставил себя успокоиться.
Профессора Лосеву я знал давно, не раз бывал на ее лекциях, восхищался ею как ученым и как человеком и никогда не переставал удивляться, как у нее мог быть такой сын, как наш Харитонушка.
Таисия Константиновна собиралась идти в спецтеплицы вместе со своей лаборанткой. Обе только что примеряли новые скафандры (в теплицах была атмосфера, давление и температура, как на Марсе). При виде нас скафандры были отложены, нас любезно пригласили садиться. Затем, спохватившись, Лосева представила меня лаборантке.
...Почему мы так смотрели друг на друга, словно знали давно и встретились после долгой разлуки. "Наконец-то! - говорили ее глаза.- Я так долго тебя ждала. Вот ты и пришел. Долго же я тебя ждала!"
Это прекрасное лицо с трогательно доверчивыми глазами, ожидающими радости или чуда, я знал всегда.
Портрет висел у дедушки на стене. Юношеская любовь деда. Юношеская ли? По-моему, он любил ее всю жизнь. Много я о ней слышал. Многое понял, раздумывая над ее судьбой. Дед рассказывал о ней много доброго...
Конечно, эта девушка никак не могла быть той Ренатой, умершей задолго до моего рождения, но... какое странное, какое непостижимое сходство: имя, наружность, тот же душевный склад!
Я ни слова не слышал из того, что говорили обе профессорши. Я взял за руку Ренату и отвел ее в сторону.
- Вы из Рождественского?
- Да. О да!