Планета Харис

- Мой дед Николай Протасович Симонов видел вас?

- Конечно. Я жила у него... в комнате, где...

- Где жила Рената его юности?

- Да.

- Как могло получиться... такое сходство? У нее ведь не было, по-моему, родных?

- Я вам расскажу все. Одному вам. Но не здесь.

- Где же?

- Где хотите. Может, придете ко мне? Николай... Протасович и Юра все знают. Вы тоже должны знать. Я ждала вас.

- Меня?

- Я хочу просить у вас совета. Со мной случилась очень странная история.

- Я приду к вам.

Мы договорились о встрече, я взял адрес и ушел, крайне взволнованный и испуганный за дедушку. Как пережил он эту встречу?!

Я где-то бродил по Москве, не помню где, но в четыре уже был у президента Академии наук.

Евгений Михайлович Казаков - профессор, академик, очень видный мужчина. Высокий, подтянутый, безукоризненно одетый, матовая кожа, насмешливые серо-синие глаза, седые, голубовато-серебристые волосы, волевой подбородок, высокомерный рот, маленькие руки, маникюр... Кажется, я злюсь. Он, без сомнения, очень крупный ученый. Лауреат Ленинской и Нобелевской премий за крупнейшие открытия в области геофизики. Но в ученом мире его не любят и говорят, что вторично его президентом уже не выберут никогда.

Принял он меня вежливо, поздравил с окончанием работ на Луне (мое возражение, что работа вовсе не закончена, он, видимо, не расслышал), спросил, чем может служить.

Скрепя сердце я рассказал ему все, что произошло в Лунной обсерватории,- он не удивился, у него уже был рапорт Харитона. Потом я сухо напомнил, что дело это касается всего человечества и надо действовать в международном масштабе.

Президент чуть покраснел, даже как будто сконфузился, что на него не похоже, и поспешно заверил меня, что "будет сделано все, что требуется". В этот момент он искал рукой звонок. По крайней мере тотчас появился секретарь и отнюдь не собирался уходить.

Вздохнув с облегчением, Казаков стал трясти мою руку и пожелал хорошо отдохнуть. Я удивленно взглянул на него и сказал, что не собираюсь пока отдыхать - некогда...

- Но у вас отпуск. Вы устали... Сложные условия... невесомость...

- Я не собираюсь сейчас отдыхать,- повторил я, нахмурясь.

- Хорошо, как угодно... обследование решит.

- Обследование? Внезапно я понял.

- Меня... отстраняют от работы?

Должно быть, я сильно побледнел, щекам стало холодно.

- Да вы не волнуйтесь,- сказал Казаков,- все космонавты пройдут обследование. До обследования никто к работе в Космическом Институте допущен не будет. Вы же сами врач. Понимаете.

- Значит, вы не приняли всерьез ни одно мое слово? Все, что я вам рассказал,- плод больного воображения? Так, по-вашему?

- Ну, почему же... Все будет сделано как надо. Извините, у меня совещание...

Он посмотрел на часы.

Марфа была права. И зачем я только к нему пошел?

Расстроенный, удрученный, весь под впечатлением этой неудачи, я пришел -к Ренате.

Она жила в домах Лесного Института - четвертый этаж, комната с балконом, выходящим в институтский парк. Едва я позвонил, девушка открыла дверь. Мы сели у треугольного столика. Дверь на балкон была открыта, ветер свободно ходил по комнате, трепал занавески, цветы, бумагу на письменном столе, легкое серое платье Ренаты.

- Обедали ли вы сегодня? - спросила она, заметив мою бледность.

- Кажется, забыл пообедать. Но я ничего не хочу. Сначала расскажите, кто вы, как попали в Рождественское. Потом можете сварить мне кофе. Я слушаю.

Она на миг задумалась, рассматривая меня. На стене висел мой портрет. Не из тех, что выпускаются массовыми сериями "Герои-космонавты на Луне", а любительский. Наверное, Юрка ей подарил.

- То, что я хотела рассказать вам, совершенно невероятно,- задумчиво заметила Рената.

- Ну и что? Со мной тоже стряслась невероятная история. Говорите!

...Так я узнал историю Ренаты. Странную, немыслимую, невозможную историю.

- Вы мне верите? - спросила она, волнуясь.

- Конечно! Я очень рад вас видеть. Теперь давайте сварим кофе, а то у меня слабость от голода. А потом я расскажу вам свою историю, чем-то похожую на вашу.

- И с вами?

- Да. Только я пришел не через полвека после смерти, а всего лишь через два дня...

Рената прерывисто вздохнула - у нее совсем детские губы - розовые, свежие, чуть припухшие. А в тонком одухотворенном лице столько жизни, игры, смены настроений и ощущений: оно то темнело, будто тень от облака набегала, то светлело, розовело, загоралось, освещаемое радостью изнутри. И прекрасные, доверчивые, открытые людям глаза...

Я действительно изрядно проголодался и приналег на бутерброды. Настроение мое заметно поднялось.

После кофе я, в свою очередь, рассказал ей обо всем, что произошло в Лунной обсерватории.

- Что же все это означает? - спросила Рената. Щеки ее заметно побледнели, зрачки расширились.

- По-моему, только одно: где-то близко, рядом с нами, инопланетная цивилизация.

- Как же нам убедить в этом людей?

- Искать. Сегодня я не с того начал. Ну зачем я ходил к Казакову!

Я смотрел на Ренату. Сердце мое сжалось: не хотел бы я, чтобы ее сочли сумасшедшей, отчислили из института...

- Вы доверяете мне, Рената?

- О да!