Планета Харис

Папа рассказывал, каким невиданным по тому времени для женщины, да еще простой крестьянки, авторитетом во всей волости пользовалась Авдотья Ивановна. Не только слушать ее песни и сказки приходили к ней, но и за советом, за помощью.

Выглядело это так. Бабушка топит печь поутру, обед готовит на всю семью, а муж ее, Сергей Васильевич (дед моего отца), возится во дворе по хозяйству. Приходит из соседнего села, скажем, крестьянин с узелочком, в котором гостинчик: сальца кусочек, яиц с десяточек, баночка меду своего.

Здороваются, закуривают. Гость, смущенно переминаясь с ноги на ногу, излагает, зачем пришел.

- Ты уж, Сергей Васильевич, прости, до твоей хозяюшки я... Разреши посоветоваться... Дело, знаешь, такое получается...

Сергей Васильевич никогда не возражает.

- А что ж... пожалуй... иди, коль пришел. И кликнет негромко, с уважением:

- Авдотьюшка, к тебе пожаловали.

Волостного старшину - было такое неписаное правило - выбирали из мужиков побогаче, поавторитетней. А тут стали всем миром из года в год выбирать бедного и не сильного умом Сергея Васильевича.

Обсуждают какое-либо мирское дело, каждый выскажет свое соображение, но перед тем, как принять окончательное решение, деликатно предложат своему старшине пойти домой и подумать.

- Иди, Сергей Васильевич, иди, подумай маленько дома, да не торопися, мы здесь подождем.

Это надо понимать так: иди, посоветуйся с женой.

Старшина спешит, чуть не спотыкается,- что-то посоветует его Авдотьюшка. Она зачастую уже знает, в чем дело: слухом земля полнится. Подумает и скажет, как, по ее мнению, надо поступить. А как скажет, так сход и сделает: значит, для мира так будет лучше.

Но видно, не всем ее советы приходились по вкусу. Да и зависть, особенно бабья, куда ее денешь... Кто-то распустил по деревне слухи, что Авдотья то ведьма ("сама видела, как она под коровами шептала, порчу напускала").

Раз подожгли Петровым в горячее суховейное лето избу - на отшибе они жили, за околицей,- сгорела дотла. Еле детей спасли.

Всем миром собирали им на избенку - и собрали, и отстроиться помогли.

А потом пришла новая беда...

Был убит ее свекор - мужик крутой и жестокий, который, все это знали, был ненавистен Авдотье, от которого, по ее настоянию, Серега и отделился, с кем она слова не хотела сказать до последнего дня.

Ей подбросили окровавленный топор, а истинный убийца девять лет оставался неоткрытым. Нашлись лжесвидетели, которые "видели", как она заходила поздно вечером к свекру, просила денег и "шибко гневалась", что не дает. У открытого окна их "подслушали", а потом напугались и ушли. Следствие недолго утруждало себя разбором: улики имеются, свидетели налицо.

Авдотью Ивановну осудили на двадцать лет каторжных работ... Только через девять лет настоящий убийца перед смертью исповедался и на духу признал, что убил сам из-за старых счетов, "по великой злобе", а потом напугался и подбросил топор Авдотье Ивановне, так как знал, что она со свекром не в ладу. Да еще сам и свидетельствовал против нее.

Бабку мою освободили, и она вернулась домой поседевшая, постаревшая, но такая же сильная духом, с ясным умом и добрым сердцем, как и прежде. Муж терпеливо и верно ожидал ее все эти годы, он никогда не верил никаким наговорам.

По возвращении Авдотьи с каторги сыграли свадьбу старшему сыну. Авдотья Ивановна пела на свадьбе новые песни, которые переняла у северянок.

Дружно, в согласье и ласке прожили они остаток жизни - теперь уж им никакая нужда не была страшна: видели худшие времена. Умерли в одном году. Вот и вся история моей прабабки...

Рената вдруг порывисто поднялась и отошла к окну, чтобы незаметно вытереть проступившие слезы. Потом обернулась к нам. Лицо ее разгорелось, глаза потемнели, она тяжело дышала.

- Самое большое зло, которое можно причинить человеку,- страстно проговорила Рената,- это не дать ему осуществить себя, раскрыть сокровищ своей души, своей ошеломляющей неповторимости! А какие маленькие, ничтожные, завистливые людишки придумали подленькую поговорку. "Незаменимых людей нет"! - Рената гневно топнула ногой, волосы ее взметнулись.- "Незаменимых нет"... Как же они смели поставить человека наравне с железной гайкой, которых в ящике тысячи, и любую можно заменить такой же отштампованной гайкой. А ведь это человек - единственный на все времена и все народы, даже узор на пальцах не повторяется, а не то что склад души...

- Спасибо,- сказал Ермак,- спасибо, Рената. Вам надо работать в Институте Личности. Поступайте к нам.

Рената слабо улыбнулась.

- В качестве кого? Разве я знаю тревоги современного человека - ваших современников. Я говорила от имени своего времени.

- И от нашего,- возразил Ермак.- Поступайте к нам инспектором. Я серьезно говорю. Подумайте!

- Благодарю за доверие. Но я уж не уйду от Лосевой.

- Жаль. Нам такие люди нужны. А теперь... вы только не пугайтесь, Реночка. Ваша прабабка... Авдотья Ивановна Петрова... у нас. Здесь, в Институте Личности. Ну вот, как вы побледнели. Успокойтесь. Я пойду подготовлю ее к встрече с вами, и мы вернемся сюда.

- Где она?