Планета обезьян. Война

Цезарь не мог заснуть. Огонь в камине догорел, и осталось только несколько красных угольков, а завывающая метель все еще залетала в вестибюль через дырку в потолке. Насколько Цезарь мог сказать, все остальные уже крепко спали, измученные дневными приключениями, но его сознание отказывалось отключаться. Сомнения терзали его, он выдумывал всевозможные сценарии, в которых его семья спасалась от Полковника, сейчас все дальше и дальше уходившего от Цезаря, который был заперт в этом унылом ледяном дворце. Поняв, что теперь он больше не заснет, он вздохнул и тихо поднялся.

Его печальный взгляд упал на человеческую девочку, мирно свернувшуюся в клубок у брюха Мориса. Она прижимала к себе свою куклу. Сверкающая автомобильная эмблема, подарок Плохой Обезьяны, оставалась зажатой в крохотных пальчиках. Лапа Мориса защищала девочку, как будто она была его собственным ребенком.

Обезьяний ребенок.

Сердце Цезаря сжалось. Глаза увлажнились. Он вспомнил, что так же он спал с Корнелиусом… и с Голубоглазым…

– А ребенок… кто? – спросил тихий голос.

Удивленный, Цезарь обернулся и увидел Плохую Обезьяну, который тоже не спал. Он бросил вопросительный взгляд на девочку.

– Я не знаю, – признался Цезарь.

– Но… она с вами? – спросил Плохая Обезьяна, явно запутавшись.

«Наверное, с нами», – подумал Цезарь и кивнул.

– У нее никого нет.

Плохая Обезьяна смотрел на девочку с жалостью.

– Я видел, как ты смотреть на нее… сейчас, – он повернулся к Цезарю. – Грустный смотреть.

Цезарь не знал, что ответить. Его боль была слишком глубока, чтобы жить с ней, не говоря уже о том, чтобы делиться ей с незнакомцем. Так что он решил промолчать.

Плохая Обезьяна внимательно смотрел на него, вероятно, что-то обдумывая, потом решился задать вопрос.

– У тебя есть… ребенок?

Он мило улыбнулся, в блаженном неведении, что вступает на опасную тропу, и Цезарь бросил на него испепеляющий взгляд. Лицо у Плохой Обезьяны вытянулось, и он закрыл руками рот. Отвернувшись от вразумленной обезьяны, Цезарь почувствовал укол вины – Плохая Обезьяна не знал о свежих ранах, которые обнажил его невинный вопрос. Вздохнув, Цезарь прервал молчание.

– Его убили, – сказал он угрюмо. – Люди.

На лице Плохой Обезьяны появилось понимание и участие.

– О-о… солдат?

Цезарь кивнул, уставившись на гаснущий огонь. У него перехватило горло, и говорить стало труднее, чем обычно. Обычно дурашливое выражение лица Плохой Обезьяны стало задумчивым, когда он осознал то, что Цезарь сказал ему.

– У меня есть ребенок, – признался Плохая Обезьяна.

Цезарь, удивленный, повернулся к нему. Ему не нужно было спрашивать, что случилось с ребенком, – одинокий шимпанзе уже рассказал, что случилось с его сородичами много лет назад. Люди их убили.

Глубоко спрятанные старые воспоминания появились в глазах обезьяны. Он посмотрел на Цезаря.

– Думаешь… ты найдешь его… в человеческом зоопарке? Солдата?

Цезарь мрачно посмотрел на догорающие угли в камине.

– Не знаю. Может быть.

Плохая Обезьяна обдумал его слова.

– Тогда… может быть, я пойду с тобой.

* * *

Лука с Ракетой подвели коней к крыльцу главного здания. Солнце встало, и снег наконец стих, так что Цезарь решил тронуться в путь как можно раньше. Лука так и не понял, что заставило Плохую Обезьяну изменить свое решение, да и стоило ли смотреть в зубы дареному коню – кажется, такое было у людей выражение? Вскочив на лошадь, самец гориллы решил, что они правильно поступают, преследуя Полковника. Он понимал, зачем Цезарь охотился за Полковником, и винил себя в том, что не разглядел опасности в трусливом поведении Снежка. И еще он беспокоился за обезьян, которых они оставили. Сможет ли Дротик самостоятельно отвести их в безопасное место, без помощи Цезаря?

«Цезарю нужна месть, – подумал он, – а нашему народу нужен Цезарь».

Потом он увидел девочку, в одиночестве стоявшую на крыльце. Ей было холодно, и она обнимала себя руками, пытаясь согреться, несмотря на парку Плохой Обезьяны, которую тот великодушно подарил ей. С карниза над крыльцом свисали сосульки, и крыша прогнулась от тяжести скопившегося на ней снега. Девочка смотрела на ярко-розовые цветы кизилового дерева, выглядывавшие из-под снега. Розовые соцветия были единственным ярким пятном на девственно-белом фоне, так что ничего не было удивительного в том, что девочка была заворожена цветами, которые, к сожалению, ее маленькие руки не могли достать.

Зато их мог достать Лука. Он подъехал к дереву и сорвал маленькую усыпанную цветами веточку. Наклонившись к девочке, которая, стоя на крыльце, была почти одного роста с сидевшей на лошади гориллой, Лука осторожно воткнул цветы девочке за ухо и был вознагражден сияющей улыбкой. Он ласково смотрел на ребенка, потом услышал шум открываемой входной двери.