Пользуясь тем, что Наталь Ивеновна разгрузила его голову и время, Эльмар смог, наконец, заняться практической работой: изготовлением звездолёта и его деталей в натуральную величину. В общем-то ему нравилась новая деятельность и его подземная мастерская скоро стала казаться Эльмару лучшим местом в мире.
Он давно огородил её стенами. Там стало уютно, сухо и тепло. Подъём наверх он разделил на две части: узкую оформил ступеньками, а в более широкой соорудил лифт, подведя к нему транспортерную ленту. И то, и другое он замаскировал имитацией горной породы, образующей пол и стены верхней пещеры. Теперь, если бы кто и попал туда, он не нашёл бы никакого провала или даже расщелины.
Это было совершенно необходимо не только потому, что о пещере было известно Вольду и Тоду. В верхнем отделении Эльмар разговаривал с Наталь Ивеновной. Оба они были заняты людьми, и ни к чему было усложнять друг другу жизнь излишней таинственностью, тем более, что Срединные горы находились гораздо ближе к Первыгорду, где жила Наталь, чем Открытый.
Впрочем, скоро Эльмар показал Наталь и водопад со сталактитовым дворцом. Он только принял предварительно некоторые меры по устранению всего того, что могло испортить впечатление от красоты подземелья. Размеры зала несколько уменьшились визуально, зато можно было производить съёмки без всяких помех. Хотя Наталь Ивеновна и дала слово никому не раскрывать местоположение его резиденции, однако чем меньше она знала, тем было лучше. По мнению Эльмар, для неё же.
Но не всё ладилось у Эльмара на новом поприще. Как ни много он умел благодаря воспитанию /вот когда он добрым словом помянул Катрену и своих учителей/, но не умел он ещё большего. Он часто вспоминал Рябинку и её смешные нападки на систему образования юных могучих. Посмотрела бы она сейчас на него: чего бы он смог, если бы был белоручкой. А ведь когда-то и он был таким же наивным.
Например, это самое восстание... Эльмар засмеялся, вспомнив свой спор на эту тему с профессором Гусевым.
"По-моему, Катрена и её сподвижники поступили бесчеловечно, бросив на произвол судьбы беспомощное население", - вот что, он, помнится, тогда заявил на уроке истории.
"Надо было, чтобы простые люди осознали необходимость трудиться", - ответил профессор.
"Но можно было бы просто заставить их работать, а не прятаться."
"Могли бы. Но тогда мы сейчас имели бы не цветущую планету, а арену ссор, зависти и ещё не знаю чего. Если людей просто заставлять что-то делать, не объяснив, для чего им это надо, то уважать между собой они станут не того, кто больше дает обществу, а того, кто с него больше дерет."
"Я не могу с этим согласиться. Хаос и всеобщий голод, по-моему, не лучшие учителя."
Профессор засмеялся:
"Голод, юный отрок, это понятие относительное. Просто пища стала более простой, грубой, одежда и утварь стали ветшать, в магазинах стало пусто... Вообще-то ничего страшного: никто не умер, можешь не сомневаться. Естественно, наши беспокоились о том, чтобы прожиточный минимум пополнялся регулярно. Но для человека свойственно стремиться к лучшему, а не к худшему. И вот это лучшее они могли приобрести только трудясь."
"Но как же..." - начал Эльмар.
"Знаю, знаю. Трудиться они совершенно разучились и от труда отвыкли. Но когда появились первые обученные... Народ пошел за теми, кто принес людям свет в конце тоннеля."
Подумать только! Эльмару понадобилось почти двадцать лет для того, чтобы он понял правоту своего наставника. Чего бы он сейчас стоил без навыков, привитых уроками труда в своей школе?
Одно литьё изоляторов способно было вымотать нервы у самого терпеливого. Это была настоящая пытка: добиться нужной температуры, отрегулировать выдержку, охлаждение, количество впрыскиваемого материала. И если бы всё это хотя бы соответствовало технологическим писулькам! Так нет же, каждый день приходилось начинать сначала: с разогрева, а длился он три часа.
К концу недели, нащелкав запас изоляторов, достаточный для доброй дюжины звездолётов /четыре пятых из них потом пришлось выбросить в брак/, Эльмар достиг некоторого понимания. Секрет заключался в скорости литья: чем быстрее сбрасывались уже готовые детали, тем ровнее и качественнее получалась следующая партия. Теперь Эльмар мог бы поставить литьё на автомат, но ему уже нужно было осваивать производство следующих деталей, а, значит, снова чувствовать себя учеником, а не мастером.
В общем и целом это было чрезвычайно интересно, хотя и отнимало слишком много времени.
Наталь и поэзия
Кстати, с Наталь поговорить можно был обо всем, не только о заводах, на которых она побывала. Ее интересы были разносторонни, и вопросы иногда ставили в тупик. И она умела быть неожиданной.
- Эльмар, - сказала она однажды, - ты не знаешь какого-нибудь стихотворения, где бы упоминалось мое имя?
- Дай подумать... - отвечал Эльмар,
Он достал из кармана блокнот, карандаш и принялся черкать.
- Что ты делаешь? - заглянула Наталь ему через плечо. - Пытаешься сочинить?
- Пытаюсь вспомнить, - отвечал Эльмар, слегка покраснев. - Акростих тебя устроит?
- Вполне.