Конечно, можно купить ей машину, чтобы не ездила на метро и поменьше ходила по улицам одна. Теоретически даже нанять охрану. Но Ольга не этого ждала от новой жизни. Она настолько устала от агрессии, что не хотела терпеть ее совсем. Ни в каком виде. Ее искренне расстраивало, когда люди набрасывались друг на друга из-за случайно отдавленной ноги в транспорте. Она не понимала, как можно ненавидеть друг друга из-за такой мелочи. Уезжая из Грозного в декабре 2002-го, она навсегда вычеркнула для себя жестокость как одну из возможных человеческих реакций. Ей казалось, после всего что ей выпало, она имеет право не видеть зло.
Ольга все чаще стала посещать церковь рядом с нашим домом. Крещена она была в православии, как и все в ее семье, кроме отца-чеченца. Подолгу разговаривала с бабушками, работающими в церкви… Постепенно стала им помогать — мыла полы, чистила подсвечники, протирала аналои. Все это по выходным, когда не работала в офисе отца. Иногда мы ходили на службу вместе, хоть я по-прежнему чувствовал себя уютнее, молясь по-своему и в одиночку. Вернувшись из крайней чеченской командировки, после взрывов на базе, я пришел в нашу церковь, где перед отъездом встретил старушку, похожую на мою няню — бабу Таню. В тот раз старушка читала молитвы по старой церковной книге. Мне почему-то очень хотелось снова ее увидеть. Тогда я стал расспрашивать о ней у женщин, прислуживающих в храме. Описал, как выглядит, но мне сказали, что такая женщина никогда в этом храме не работала. Действительно, я не видел ее раньше. Может, это моя няня ненадолго спустилась с неба, чтобы приглядеть за мной? Тогда я поставил самую большую свечу и поблагодарил бога за то, что выполнил мои просьбы и сохранил живым и здоровым. И еще за то, что послал мне Ольгу.
Между тем наши с Ольгой отношения становились все сдержаннее. Мы уже не дурачились, как раньше, проводя в постели все выходные. Поедая что-нибудь вкусное, обсуждая фильмы, выставки, спектакли, в промежутках неистово занимаясь любовью. На смену беззаботности пришло легкое отчуждение. Ольга словно заново меня изучала, приглядывалась, будто в начале наших отношений упустила что-то важное. Даже взгляд ее изменился. Крупные, как спелые черешни, глаза, уже не искрились теплотой и нежностью. Все чаще она задумывалась о серьезном и вечном: смысле жизни, добре и зле, Рае и Аде. Честно говоря, меня это очень беспокоило.
Как-то Ольга попросила меня рассказать о новых робинзонах, фильм о которых я больше года назад снимал в Индии. Она возвращалась к этой теме снова и снова, заставляя меня рассказывать по многу раз одно и то же во всех подробностях. Тогда я принес из редакции диск с фильмом. Она посмотрела его раз десять, хотя и не разделяла моей ироничной авторской интонации. Идея построения идеального общества, основанного на равноправии и любви к ближнему, где нет агрессии и жестокости, не казалась ей утопичной.
— Что плохого, если там не делят людей ни по национальностям, ни по вероисповеданию? Если бы так было везде, войн и страдания было бы гораздо меньше, — говорила она.
Ольга физически нуждалась в месте, куда могла бы спрятать свою истерзанную войной душу. Она напоминала мне кошку, которая ищет в квартире безопасный угол. Я понимал это и готов был на все, лишь бы вернуть ее чувства. И когда однажды она всерьез спросила — хочу ли я отправиться вместе с ней на поиски
Я должен помочь ей найти ее Рай. Слишком много времени она провела в Аду — всю свою жизнь. Мне вспомнился Ларри и другие робинзоны. Что, если они были правы, покидая свои дома и офисы? И единственный выход, если не можешь изменить этот мир, — найти на Земле остров, где законы этого мира не действуют? Где люди учатся усмирять своего внутреннего зверя или вовсе уничтожают его в себе. Даже если такого места не существует, ради Ольги я готов попробовать. Мы пройдем этот путь вместе, и пусть будет так, как будет. В конце концов, она должна увидеть все сама…