Планета семи масок

Отец объяснил мне, что пока уничтожить пузыри невозможно. Даже из огнемета, хотя это очень мощное оружие. Оказывается, еще в первый год люди испробовали всё, что могли, но пузырям ничего не делалось. Только натолкнувшись на людей, они лопались, а люди умирали. Но если не умирали, было еще хуже: становились Другими.

Другие изменяются. Они не растворяются в пене от пузырей, встают и идут дальше, целые и невредимые. Но через несколько дней с ними начинает твориться такое! Например, вырастает множество рук, как у той женщины, что похожа на богиню из старой книги, или целый лес ног, или глаза по всему черепу, или вторая голова, или губы, губы, губы — на подбородке, на шее, на груди. Это ужасно!

Ну вот, старичок по телевизору как раз и говорил про пузыри и про Других. Много дней экран был черным и вдруг засветился. И появился этот самый старичок, он сидел за столом в большой комнате с белыми-белыми стенами и белым потолком. У него был такой усталый вид! В комнате было полно слуг, но не таких, как у нас дома, и они все так сложно устроены, с множеством кнопок и каких-то лампочек.

Мне понравился голос старичка, он был такой теплый, немного похож на голос отца. С ним мне даже стало не так одиноко.

Он сказал, что идет борьба не на жизнь, а на смерть, и что надо надеяться и ждать. И не терять мужества. Настанет день, когда мы победим пузыри. Он говорил долго, я не все поняла, было много трудных слов, но дослушала до конца. Он был очень славный, этот старичок, но такой усталый! И все-таки, когда он говорил: «мужайтесь», голос его звенел и казался молодым…

Старичок объяснил, что ждать придется очень долго, потому что никто не знает, откуда взялись пузыри и из чего они сделаны. И непонятно, каким образом они превращают людей в Других или убивают. Люди уже испробовали всё, все известные средства, но пока уничтожить пузыри не удается. Многие погибли в этой борьбе и кто знает, сколько еще погибнет. Даже некоторые из Других предложили свою помощь, потому что они сами в ужасе от того, что с ними случилось. Другие могут спокойно выходить на улицу, поэтому они часто оказываются прямо-таки незаменимыми. Мы должны быть им благодарны за то, что они борются вместе с нами.

Еще старичок сказал: многие ученые считают, что пузыри зародились очень давно, сто или двести лет назад, но появились только в наши дни. Может быть, говорил он, мы сейчас расплачиваемся за ошибки наших предков, которые экспериментировали так и эдак с ядерной энергией, неосторожно играли с силами, о которых знали так мало. Мы расплачиваемся за их глупость — ведь они хотели использовать атом только для того, чтобы убивать, а могли бы с его помощью обеспечить своим потомкам райскую жизнь. В те времена над нашей планетой скопилось слишком много радиации, и ученые думают, что именно она мало-помалу породила пузыри. И я тоже, добавил старичок, склоняюсь к этому мнению.

Но мы боремся, продолжал он, и поскольку все современные науки пока бессильны, мы хотим поднять архивы, покопаться в старых книгах, может, они подскажут нам какой-то выход.

Потом старичок сказал, что телепередачи требуют больших затрат времени и денег, которые так нужны для борьбы с пузырями, поэтому он будет говорить с нами редко, но постарается держать нас в курсе, если будут какие-то успехи. Еще раз повторил: мужайтесь.

Я часто думаю об этом старичке. С тех пор я его не слышала, да и никого другого. Телевизор больше не включается. Интересно, неужели он сказал правду и прежний мир еще вернется? Ох, как бы мне хотелось!

5 сентября

Та Другая опять приходила под окно. Странно, но теперь она уже не пугает меня. Не такая уж она и ужасная в конце концов, хоть у нее и много рук.

Сегодня мне было даже жаль ее: бедняжка так хотела мне что-то сказать. Одной рукой она держала маленького ребеночка, а другими все показывала на него. Она металась под окном, и ее длинные черные волосы так и плясали.

А потом она протянула мне своего малыша. Как будто хотела отдать его. Удивительно, но он совсем не был похож на Другого. Такой хорошенький, совсем как мои старые пупсы. Вдруг она сорвала с него пеленки и снова показала его мне. Я увидела, что у него нет никаких изменений, он совсем-совсем нормальный. Такой пухленький, весь в складочках. Он заболтал крошечными ножками, открыл рот, личико его сморщилось. Наверное, плакал. Конечно, ему вряд ли понравилось, что его вот так распеленали.

Мне не хотелось закрывать ставни, и я замахала на нее руками, но она не ушла. Я увидела, что она плачет. Слезы текли по ее лицу, и она все протягивала мне малыша. Неужели правда надеялась, что я возьму его? Сумасшедшая! Чтобы я открыла окно и впустила пузыри! Правда на улице как раз не было ни одного пузыря. Я опять замахала на нее руками, но она не двинулась с места, и тогда я отошла от окна.