Планета Шекспира

– Не надо было тебе меня останавливать, – резко сказала Никодимусу Элейна. – Я могла бы убить это чудовище прежде, чем оно дотянулось до Плотоядца.

– Вы не понимаете, – возразил Никодимус. – Плотоядец нуждался в этом.

– Ты несешь вздор, – сказала Элейна.

– Он имеет в виду, – пояснил Хортон, – что Плотоядец – воин. Он специализируется на убийстве чудовищ. Он переходил из мира в мир, отыскивая самые смертоносные виды. Это вопрос культуры. Он достиг в этом высочайшего искусства. Был очень близок к положению величайшего убийцы из всего их народа. Вот это, более чем вероятно, сделает его величайшим убивателем всех времен. Это даст ему нечто вроде культурного бессмертия.

– Но что пользы ему в этом? – спросила Элейна. – Его народ никогда этого не узнает.

– Шекспир писал именно об этом, – сказал Никодимус. – У него создалось впечатление, что они как-то узнают.

Прискакал один из слизней и распластался напротив Хортона. Плотоядец лежал между ними. Из мягкого, водянистого тела слизня исторглось шупальце и кончик его осторожно ощупал Плотоядца. Хортон поднял взгляд, желая посмотреть в лицо слизню, забыв, что никакого лица нет. Тупая верхняя оконечность тела слизня посмотрела на него в ответ – посмотрела так, словно на ней были глаза. Глаз не было, и однако было чувство взгляда. Хортон ощутил в голове покалывание, тихонькое, необычное покалывание, словно сквозь него пропустили слабый электрический ток – тошнотворное и неприятное ощущение.

– Он пытается говорить с нами, – сказал Никодимус. – Вы это тоже чувствуете?

– Чего ты хочешь? – спросил Хортон слизня. Когда он заговорил, электрическое покалывание у него в голове как бы слегка прыгнуло – от узнавания? – а потом покалывание продолжилось. Больше ничего не происходило.

– Не думаю, что будет какая-то польза, – сказал Никодимус. – Он пытается нам что-то сказать, но никак не может. Не может к нам пробиться.

– Пруд мог с нами говорить, – сказал Хортон. – Пруд говорил со мной.

Никодимус покорно пожал плечами.

– Это другое дело. Другой род мышления, иного рода общение.

Глаза Плотоядца открылись.

– Он приходит в себя, – сказал Никодимус. – Ему будет больно. Я вернусь в лагерь. По-моему, у меня есть шприц.

– Нет, – слабо возразил Плотоядец. Веки его дрожали. – Не нужно никаких иголок в зад. Мне больно. Это недолго. Чудовище мертво?

– Еще как мертво, – подтвердил Хортон.

– Это хорошо, – заявил Плотоядец. – Я порвал его чертову глотку. Я в этом ловок. Хорошо управляюсь с чудовищами.

– Будь поспокойней, – сказал Хортон. – Немного погодя мы попытаемся тебя переместить. Унесем в лагерь.

Плотоядец устало прикрыл глаза.

– Не надо в лагерь, – сказал он. – Здесь не хуже, чем где угодно.

Он закашлялся, поперхнувшись новой кровью, выплеснувшейся у него изо рта и побежавшей по груди.

– Что случилось с драконом? – спросил Хортон. – Он где-нибудь поблизости?

– Он свалился с той стороны Пруда, – ответила Элейна. – С ним было что-то не в порядке. Он не мог взлететь. Он пытался взлететь и упал.

– Слишком долго пробыл во времени, – предположил Никодимус.

Слизень приподнял щупальце и коснулся плеча Хортона, чтобы привлечь его внимание. Он указал на берег, где лежало чудовище – черная туша. Потом слизень трижды похлопал по Плотоядцу и трижды похлопал себя. Затем он вырастил еще одно щупальце и друмя щупальцами сделал движения, словно поднимал Плотоядца и прижимал к себе, нежно его баюкая.

– Он пытается сказать тебе спасибо, – сказал Никодимус. – Пытается поблагодорить Плотоядца.

– А может быть, он пытается нам сказать, чтобы мы ему помогли, – предположила Элейна.

Все еще с закрытыми глазами, Плотоядец сказал:

– Мне ничто не может помочь. Просто оставьте меня здесь. Не двигайте меня, пока я не умру.

Он вновь закашлялся.

– И не надо, сделайте милость, говорить, будто я не умираю. Вы останетесь со мной, пока это не кончится?

– Мы с тобой останемся, – сказала Элейна.

– Хортон?

– Да, друг мой.

– Если бы этого не случилось, вы бы взяли меня? Вы не оставили бы меня здесь. Вы бы взяли меня с собой, покидая планету?

– Мы бы тебя взяли, – опять согласился Хортон.

Плотоядец снова закрыл глаза.

– Я знаю, что взяли бы, – сказал он. – Я всегда это знал.

Уже наступил полный день, солнце поднялось на ладонь над горизонтом. Косые солнечные лучи блестели на поверхности Пруда.

И теперь, подумал Хортон, уже не важно по-настоящему, закрыт ли тоннель. Плотоядец не будет больше затерян в этом месте, которое он ненавидел. Элейна улетит на Корабле, и оставаться уже не будет причины. Чему бы ни суждено было случиться на этой планете, это было уже исполнено и окончено. И еще, подумал Хортон, хотел бы я узнать, может быть, не теперь, но хоть когда-нибудь, что все это значило.

– Картер, глядите! – сказал Никодимус тихим, напряженным голосом.

– Чудовище…

Хортон вскинул голову и посмотрел, оцепенев от того, что увидел. Чудовище, лежавшее не далее, чем в нескольких сотнях футов, плавилось. Оно проваливалось внутрь себя гниющей массой. Оно дрожало в подобии жизни, оседая грязным вонючим месивом, и из месива вытекали ручейки дымящейся грязи.