Планета Шекспира

«Ответ – нет, – сказал ученый. – Как бы мы ни сожалели об этом, ответ должен быть нет. Картер может думать о нас плохо. Он может сказать, что мы утратили человечность вместе с нашими телами, что мы сохранили только голый холодный интеллект. Но это будет в нем говорить его мягкость, забвение им того, что мы должны быть твердыми, что мягкость играет здесь лишь небольшую роль – здесь, вдали от нашей благоустроенной планеты. И, к тому же, это будет недобрым по отношению к Плотоядцу. Он провлачил свою утомленную жизнь в этой металлической клетке, Никодимус возненавидит его, а он возненавидит Никодимуса – а может быть, начнет бояться Никодимуса – и это будет раздувать угли его позора – что он, известный воин, убивший множество злобных чудовищ пал так низко, чтобы бояться такого хилого механизма, как Никодимус.»

«И не без причины, – добавил монах, – ибо Никодимус, несомненно, в свое время убьет его.»

«Он такой неотесанный, – сказала гранддама, мысленно пожимая плечами. – Ему так не хватает чувствительности, в нем нет ни утонченности, ни рассудка…»

«Кого вы имеете в виду? – спросил монах. – Плотоядца или Никодимуса?»

«О нет, не Никодимуса. Я думаю, он смышленый.»

26

Пруд закричал от ужаса.

Хортон, услышав это краешком сознания, шевельнулся в тепле и уюте, в ощущении близости и обнаженности, цепляясь за близость другого человека – женщины, но что она человек, было так же важно, как и то, что она женщина, ибо они двое были здесь единственными людьми.

Пруд закричал снова – пронзительная дрожь тревоги прошла сквозь мозг Хортона. Он сел в одеяле.

– Что такое, Картер Хортон? – сонно спросила Элейна.

– Пруд, – сказал он. – Что-то неладно.

Первая краска зари поднималась по восточному небу, источая призрачный полусвет, в котором туманно выделялись деревья и домик Шекспира. В костре горело низкое пламя на ложе углей, подмигивавших кроваво-красными глазками. По ту сторону костра стоял Никодимус, глядя в направлении Пруда. Он стоял прямой и застывший, встревоженный.

– Вот твои штаны, – сказала Элейна. Хортон протянул руку и взял их.

– Что такое, Никодимус? – спросил он.

– Что-то кричало, – сказал робот. – Не так, чтобы можно было слышать. Но я почувствовал крик.

Крик донесся снова – более настоичивый, чем прежде.

– Смотри, кто идет по тропе, – сдавленно сказала Элейна.

Хортон повернулся взглянуть и поперхнулся. Их было трое. Они были белые и гладкие и выглядели как стоящие вертикально слизни, жирные и отвратительные твари, каких можно найти под перевернутым камнем. Они шли быстро, подпрыгивая на нижних, сужающихся концах тел. Ног у них не было, но это их вроде бы не беспокоило. Не было у них ни рук, ни лиц – это были просто толстые, счастливые слизни, быстро скачущие вверх по тропе, ведущей к тоннелю.

– Вот и еще трое затерянных, – сказал Никодимус. – Мы превращаемся в целую колонию. Как вы думаете, отчего происходит, что так много народу проходит через этот тоннель?

Плотоядец, запнувшись, вышел из дверей шекспировского домика. Он потянулся и почесался.

– Что это еще за чертовщина? – спросил он.

– Они не представились, – проворчал Никодимус. – Они только что показались.

– Забавные с виду, верно? – сказал Плотоядец. – У них, небось, нету ног, только так и прыгают.

– Что-то происходит, – сказала Элейна. – Что-то ужасное. Я чувствовала прошлой ночью, помнишь, что что-то должно случиться, и теперь это случилось.

Три слизня поднялись по тропе, не уделив внимания стоящим у костра и прошмыгнули мимо них по тропе, ведущей к Пруду.

Свет на востоке разгорался, и далеко в лесу что-то издавало звук, словно кто-то вел палкой по частоколу.

Еще один крик Пруда хлестнул по сознанию Хортона. Он бросился бегом вниз по тропе, ведущей к Пруду, и Плотоядец побежал рядом с ним длинными скачками.

– Не откроете ли вы мне, – спросил он, – что произошло, чтобы произвести такое волнение и беготню?

– У Пруда какие-то неприятности.

– Как у Пруда могут быть неприятности? Кто-то в него бросил камень?

– Не знаю, – ответил Хортон, – но он кричит страшно громко.

Тропа поворачивала, переваливая через гребень. Под ними лежал Пруд, а за Прудом – конический холм. С холмом что-то происходило. Он вспучился и раскололся, и из него подымалось что-то темное и ужасное. Три слизня сбились вместе, припавши к земле на берегу.

Плотоядец поспешил вперед, прыгнув вниз по тропе. Хортон прикрикнул на него:

– Вернись, дурень! Вернись, чокнутый!

– Хортон, смотрите! – воскликнула Элейна. – Не на холм. На город.

Хортон увидел, что одно из зданий разваливается, кладка его рассыпается и из него выдвигается создание, блистающее на утреннем солнце.

– Это наше существо из времени, – сказала Элейна. – То, что мы нашли.

Глядя на него в блоке застывшего времени, Хортон не смог определить его форму, но теперь, разогнувшись и выйдя из плена, оно выглядело полным великолепия.