Планета супербарона Кетсинга

Какая рыбалка? Да еще в горах среди скал! Вок отродясь серьезно рыбу не ловил. Ну, разве что в детстве бегали с мальчишками на водохранилище, приносили плотвичек «кошачья радость». Кажется, осьминога даже огорчило равнодушие Вока к простым человеческим развлечениям, он засуетился:

– Вот ведь. А я таки думал, все земляне любят рыбу ловить, на генетическом уровне. Чем же вас развлечь? Может, книжки почитаете? Не стесняйтесь, таки разные издания, они в вашем распоряжении. Там внизу, в соседней комнате.

Сразу стало интересно, мелькнули мысли из той еще, детской, фантастики – вдруг здесь, на корабле, сокровищница знаний пришельцев, объяснения загадок чужих цивилизаций. Вок сослался на самочувствие, которое и вправду было неважным, и отправился вниз. Стеллажи закрывали стены каюты-читальни, места посередине хватало лишь для того же осминогова кресла. Книги, все в твердых переплетах, все достойного формата. Вок наугад взял темно-синюю с вытисненными золотом пальмами и колесным пароходом. Имя автора разобрать удалось только потому, что оно оказалось знакомым – Jules Verne, Жюль Верн. А вот название «Une ville flottante…» – даже прочитать пытаться бесполезно. Загадочный французский язык. Еще книга, еще – здесь уже и авторы непонятные. Нашлись и на английском, но толку? Школьных знаний хватило артикли в тексте опознать.

Следующая полка – фолианты. Большие, не всякий в руках удержишь. Вок плюхнулся в кресло, раскрыл, заранее догадываясь, что увидит. Нет, ошибся, никакой родной кириллицы, никакого русского в варианте пятнадцатого века. Греческий, точнее, буквы греческие, рукописные, а какой язык, можно долго предполагать. Встал, взял другой том, поменьше. Тоже греческий, но вроде бы напечатанный. Заглянул еще под несколько обложек, десятый или одиннадцатый оказался похожим на древний русский. Первых страниц не было, сплошной текст без пробелов начинался с загадочных строк «андержавегдаравсегароу» и «аземанвасильанвамовй», дальше в том же духе. Осилил полстраницы, сдался – глаза буквы разбирают, хоть и не все, но большинство, а слова не складываются. Смысл тем более не проглядывается. Не годится такое чтение для больного человека, приговоренного к наполовину постельному режиму.

Вок сидел в кресле, смотрел на бесполезные корешки, осознавал степень своей необразованности и в конце концов понял, что с самого начала не ошибся. Это то самое, про что спрут еще во время полета говорил, – библиотека Грозного. Просто царя с занятий на соревнования не снимали, а может, и сам не ленился – такое тоже случается. И по-гречески читал, и латынь знал. Вок опять схватил книгу, ту, которая на русском. Стал рассматривать, раскрывал страницы, проводил по ним ладонью, ощущая древний пергамент. Остановился. Что за бред в потоптанной странствующими монахами голове! Не те это книги, копии, клоны. С чего осьминогу в поездку оригиналы возить? Ладно, все равно интересно, только на сегодня хватит, устал. Тело опять болело по полной программе, и единственным разумным казалось забраться на койку, объявив самому себе отбой.

Утром около постели обнаружился маленький столик, на нем чашка горяченного кофе и тарелка с плавающими в бульоне морковными кубиками. Странные у осьминога представления о человеческом завтраке. Но есть хотелось, Вок сел, отхлебнул кофе и зачерпнул ложкой из тарелки. Господи, как вкусно! После супа из вяленого мяса, скучной каши и, в лучшем случае, курицы преклонного возраста. Постель нормальная, кресло, возникающее там, где оно нужно. Возвращаться в Средневековье совсем не хотелось. Впрочем, долго таким образом не проваляешься, наскучит, не рыбу же, действительно, здесь ловить. Надо потрясти спрута, наверняка в Воронеже свежей литературой запасся.

Вок поднялся в салон, это оказалось не так просто, как виделось сидя на койке, – тело ныло и болело, ноги подворачивались на ступеньках. Такое бывает – через два дня чувствуешь себя слабее, чем в день первый. К тому же старался он зря – салон был пуст, как спортзал ночью. Спать не хотелось, фолианты рассматривать – тоже, и Вок побрел по коридору, по очереди толкая двери кают.

Незапертая комната оказалась гораздо больше Воковой спальной кабинки, к тому же отсутствие мебели добавляло простора. Параллелепипед помещения был пуст, только на полу валялось нечто, похожее на большую коричневую тряпку. Вок наклонился – дохлый осьминог. Безжизненный и сдувшийся, как сброшенный пиджак. Дышит? Шевелится? Нет, показалось. Вок обернулся в поисках помощи, рефлекторно конечно, кто здесь может помочь? Надо делать… Но что? Искусственное дыхание? Массаж сердца? О чем там на ОБЖ рассказывали? Какое дыхание! Его и земным головоногим непонятно каким образом делать, а тут…

Осьминога стало жалко, очень жалко. Вок даже забыл о собственный слабостях. Взамен волной накатило чувство бессилия и почему-то вины за то, что ленился учить биологию. Казалось, учи тогда, сейчас знал бы, как помочь. Единственному существу, для которого он – Владимир Консинов, а не какой-то там граф, застрявший теперь на этой планете навсегда.