Планета свалок. Путешествия по многомиллиардной мусорной индустрии

Допустим, вам даже дали денег на покупку простого оборудования для производства новых шариков для авторучек, но где бы вы достали латунь? В 1980 году сырьевые материалы (включая металлы) были государственной монополией. Владеющая сырьем организация вела дела только с другими государственными организациями. Они не продавали корзину латуни инженерам с мечтой; ровно наоборот – они продавали колоссальное количество сырья огромным неэффективным заводам по фиксированным ценам. Вероятнее всего, у них не было даже номера телефона, по которому вы могли бы позвонить, или прилавка, к которому вы могли бы подойти.

И тут на сцене появляется Джо Чэнь, импортер металлолома. По тем временам – серьезный предприниматель. Но по сравнению с государственным предприятием-голиафом он был мелочью, и его интересовало одно: продать металлолом тому, кто предложит больше. Поэтому, если вы, жалкий инженеришка, забрели бы на его свалку в поисках нескольких корзин латуни, из которой собирались производить шарики для своих шариковых ручек, то он продал бы вам ее – за наличные. И он продавал, с утра до вечера, крупным и мелким покупателям, каждый из которых по-своему создавал бизнес, товары и здания в Шэньчжэне и в дельте Жемчужной реки[42]. В отличие от крупных государственных компаний, покупатели импортного металлолома (у импортеров) в основном являлись мелкими предприимчивыми новичками. И это тоже можно считать революцией: отныне китайским предпринимателям хватало материалов, необходимых для их производства. Металлолом разрушал ключевой пункт контроля в плановой экономике Китая.

Взгляните на цифры, предоставленные мне отделом утилизации Китайской ассоциации промышленности цветных металлов: в 1980 году металлолом обеспечивал 22 % китайского производства меди. К 1990 году эта величина поднялась до 38 %, а к 2000-му – до 74 %. Такой рост стал следствием ряда факторов, не последним из которых был растущий аппетит Китая к меди при ограниченном количестве медной руды. Важно то, что эти 74 % в 2000 году давали в основном предприниматели, продававшие сырье другим предпринимателям (сегодня это число близко к 52 % по разным причинам, включая высокую цену лома по сравнению с первичной медью). Между тем пять китайских провинций с наибольшими показателями по импорту металлолома – это те же пять китайских провинций, у которых выше всего ВВП, начиная с провинции Гуандун. Предприимчивость и металлолом – не единственные причины такой корреляции, но свою роль они определенно играют.

К концу 1990-х Шэньчжэнь и окружающие его города стали ведущим мировым производителем практически всего – от автозапчастей до кукол Барби. Регион превратился в грозную и прославленную Мастерскую Мира – место, куда переместились фабрики со всего света в поисках дешевой рабочей силы и ослабленного регулирования; место, где фермер мог стать титаном китайской индустрии, домовладельцем среднего класса или хотя бы работником на фабрике, с оплатой выше, чем работа ради выживания на рисовых полях. Сегодня регион остается одной из самых концентрированных производственных зон в истории человечества, местом, где изготавливается все.

Но это только половина истории.

К концу 1990-х Шэньчжэнь и окружающие его города стали также ведущими мировыми импортерами металлолома, пластика, макулатуры. Потихоньку они превратились в Свалку Мира – место, куда богатые страны отправляли вещи, которые не могли утилизировать сами; место, где бывшие фермеры брали эти вещи, превращали в новые и перепродавали в те же страны, откуда получили.

Не существует исследований, посвященных роли свалок в пестовании предприимчивости в развивающихся странах. Но множество бывших фермеров, ставших миллионерами на производстве в Южном Китае, с радостью назовут вам имя человека – и это всегда мужчина, – который продал им первую партию металлолома. За десять лет выслушивания таких историй и таких имен я еще ни разу не встречал никого, кто упомянул бы менеджера по продажам какой-нибудь государственной компании.

Важно отметить, что история превращения Китая в производственного (и перерабатывающего) левиафана – не новое явление. Такие вещи уже происходили.

Возьмем, например, Северную Америку.

В начале XIX века в Соединенных Штатах появилось механизированное производство бумаги. Рынок был велик: образованные американцы читали больше газет, покупали больше книг, посылали больше писем. Чтобы удовлетворить возросший спрос, американские производители бумаги для изготовления высококачественной и недорогой целлюлозной массы использовали старые тряпки, в основном льняные. К несчастью для производителей, у американцев просто не было достаточного количества тряпья.