Планета–тайга: Я живу в заонежской тайге. В медвежьем краю

В эти дни небеса оставались спокойными и приветливыми для человека, идущего по лесным тропам. Эти дни были на руку и сенокосцу: ведь два–три ведренных дня, угаданных вперед, — это скошенное, высушенное и уложенное в стог или зарод сено с приличного клочка земли, который в нашем лесу называют логом. Завтра можно валить лог, можно смело косить: сегодня ясная луна, сегодня ведренный закат, не слишком бойкое вечернее эхо, да к тому же сегодня после заката солнца на совершенно чистом небе долго было видно в западной стороне туманное серебристое сияние. Это сияние более точно, чем луна, пообещало надолго хорошую погоду…

Сколько дней простоит хорошая погода после вечернего серебристого сияния? Я долго не мог ответить на этот вопрос, и, когда погоду надо было знать совсем точно вперед на неделю, на десять дней, я попросту шел к какому‑нибудь ветхому старику. В ответ на мою просьбу пожилой человек что‑то долго и тщательно вспоминал, потом отодвигал недопитый стакан чаю и еще раз уточнял: мол, что именно мне надо, знать точное расписание небес на десяток дней вперед или достаточно будет обойтись общими сведениями о погоде на месяц? И ту и другую просьбу старик мог удовлетворить.

Истины, преподнесенные лесными жителями, заносились мной в дневник и каждый день проверялись не только по цвету закатных облаков, но и по барометру… Цвет закатных облаков обычно не подводил, не подводил на день вперед и барометр. Но когда хотелось забежать вперед чуть дальше, чем позволяли роса и дым из трубы, вначале я нередко ошибался, несмотря на старательную помощь умного прибора…

В тот раз погода не обещала никаких каверз. Стояло ровное жаркое вёдро. Каждый день уходил на покой в малиновом одеянии. Не было ветра, не было тяжелых облаков, луна по–прежнему приходила ясно и добро, но старик недвусмысленно нарек на третий день громкую грозовую погоду с ветрами. Рисковать или не рисковать? Еще раз обращаться к старику было некогда, и за отсутствием живого предсказателя я обратился к барометру. Барометр стоял на положительной отметке, и я все‑таки рискнул осуществить в течение ближайших дней великое переселение.

В переселениях, которые я в шутку называл великими, не обойтись без вьюков. Вьюки мне неплохо заменял тяжелый рюкзак, а носильщиков и вьючных животных заменяли собственная спина и ноги. На этот раз целью переселения было новое озеро… Во время такого переселения меня и остановила гроза.

Барометр начал падать всего лишь к первому грому. Старик оказался прав. Но что предупредило старика? Ревматическая боль? Нет, тонкие, разреженные облачка, которые появились на чистом небе еще за три дня до грозового шквала. И эти облачка сообщили внимательному человеку о близкой грозе еще задолго до того, как начал падать барометр…

Рассказывая о прогнозе погоды, я старался перечислить те внешние признаки, по которым сам учился узнавать о завтрашнем, о послезавтрашнем дне. Но однажды цвет облаков, направление ветра, движение туч и, наконец, цвет воды и запах болота перестали существовать для меня… Все осталось: и закаты, и волны, но теперь я редко присматривался к ним, редко отмечал вслух цвет вечерней луны, редко сравнивал полутона утренних и закатных облаков, но в то же время мои сводки стали более точными. Появилось новое качество — предчувствие. Человек стал тоньше, внимательнее относиться к окружающему, и со временем это окружающее как бы само по себе, без особых усилий со стороны человека стало помогать ему узнавать погоду вперед.

Теперь я уже не отмечал в дневнике сроки пролета гусей или лебедей, я просто помнил, что в эту осень птицы летели поздно и не очень дружно и что следом за таким перелетом редко сразу сваливаются крепкие холода… Летающие у земли ласточки, пузыри на лужах, плачущие окна и рамы, сырая соль, цыплята, собравшиеся под наседку, неожиданный выход рыбы на кормежку среди сухой жары, легкие полоски на чистом небе или видимая тяжесть облаков — все это, и как бы между прочим, оставалось в памяти и помогало мне предчувствовать погоду.

А что, если помнить из года в год и облака, и ветер, и серебристое сияние, и темные разводы на светлой воде озера? Может быть, тогда и я смогу, как и тот старик–ветродуй, точно обещать сенокосцам вперед на месяц хорошую погоду почти без дождей, а если и с дождем, то указывая, после скольких дней вёдра пройдет спорый дождь северного лета?

Это было верхом лесного мастерства — знать наперед не один следующий шаг, а всю дорогу. Мастерство порой поражало, казалось фантазией или случайным совпадением, но совпадения исправно повторялись, как признание большого внимания и богатого опыта человека. Опыт собирался яркий и богатый. Он оборачивался баснословными уловами, удачной охотой, сухим сеном, вовремя убранным ячменным снопом и легкой таежной тропой…