После смерти этого царя на престол вступила его жена Клеопатра. Она снова направила Эвдокса в Индию, не скупясь на посулы. Мореплаватель отсутствовал несколько лет, пережил немало опасных приключений и наконец возвратился в Египет. К этому времени Клеопатры уже не было на свете, а сын ее в точности последовал примеру отца: он снова отнял у Эвдокса все, что тот привез из далекой Индии и других стран.
Не удивительно, что именно индиец раскрыл грекам и египтянам тайну муссонов. Очевидно, что мореплаватели Индии и Южной Аравии издавна пользовались этими ветрами, иначе географические названий на карте обеих сторон западной части Индийского океана не совпадали бы столь часто. При возвращении из второго плавания в Индию Эвдокс был отнесен далеко на юг вдоль побережья Восточной Африки. Это могло произойти только в том случае, если Эвдокс плыл по открытому океану, используя муссоны.
Правда, Страбон в рассказе о плаваниях Эвдокса не упоминает ни о каких ветрах. Предположим, что Эвдокс плыл по старинке — вдоль берега. Спрашивается тогда: что же нового сообщил спасенный индиец, почему, передав грекам давно известные сведения, он исполнил тем самым долг благодарности, а далеко не щедрый Эвергет придал им такое значение, что поспешил отправить в Индию специальную экспедицию с участием Эвдокса и безымянного индийского кормчего?
Как же вписать Гиппала в эту вполне достоверную историю? Все становится на место, если предположить, что этот мореплаватель — реальное лицо, участвовавшее в греко-индийской экспедиции под руководством Эвдокса.
Вполне вероятно, что именно Эвдокс применил на практике знания, приобретенные в ходе экспедиции, и организовал систематическое сообщение между портами Египта и Индии с использованием муссонов.
То, что было им сделано совместно с индийским кормчим, а возможно и Гиппалом, имело огромное значение для дальнейшего развития мореплавания, а значит, и географической науки. Продолжительность путешествия из Египта в Индию сократилась с двух лет до каких-нибудь сорока дней. Из подвига оно превратилось в заурядное коммерческое предприятие. Но именно такая заурядность сблизила древние цивилизации, как никогда прежде.
Это сказалось не только в практике мореплавания, но и в развитии географических представлений. Не случайно, конечно, штабом мировой географической науки на несколько столетий становится александрийский Мусейон — одновременно библиотека, университет и научно-исследовательский институт, в котором успешно разрабатывались проблемы естественных и даже технических наук. В новую столицу эллинистического Египта стекались сведения обо всех странах, с которыми вела торговлю эта страна. Во времена расцвета эллинистической культуры ученые не отгораживались от жизни, не гнушались расспрашивать моряков и купцов, ездивших по суше и по морю за тридевять земель.
Само название «география» восходит к греческому ученому Эратосфену (276–194 годы до н. э.), который долгое время стоял во главе Мусейона. Эратосфен является отцом математической географии и создателем карты населенной земли, основанной на новейших для его времени данных. Его «Географические очерки» были свободны от характерных для античности мифов и легенд и содержали довольно точные сведения о значительной части Европы, Азии и Африки. В первой книге своего труда он прямо говорит, что при составлении его пользовался как сочинениями предшественников, так и рассказами многих очевидцев. Он был твердо уверен в том, что Атлантический океан соединяется с Индийским и что Африку можно поэтому обойти морским путем.
Кстати сказать, в этом важнейшем вопросе точка зрения великого ученого полностью совпадала со взглядами Эвдокса, практика мореплавания. Вполне вероятно, что она основывалась на результатах египетско-финикийской экспедиции вокруг Африки.
Эллинистический Мусейон стоял на почве древнего Египта не только физически, но, так сказать, и духовно.
Достаточно почитать Геродота, чтобы убедиться в том, какое большое значение имели контакты с учеными египетскими жрецами для этого зачинателя как исторической, так и географической науки в классической Греции.
В эллинистическую эпоху древняя культура Египта продолжала питать своими соками науку александрийского периода.
Особенно примечательно в этом отношении свидетельство Страбона. Во-первых, потому, что он побывал в Египте сравнительно поздно — после нескольких веков иноземного господства. Во-вторых, по той причине, что Страбон был настроен довольно скептически по отношению к трудам своих предшественников, а в оценке им египетской науки не свободен от высокомерия, свойственного завоевателям. И все же он написал в своей «Географии» о пребывании в Египте на рубеже двух эр: «До настоящего времени эллины многое заимствуют у египетских жрецов и халдеев».