Планировщики

Рэсэн безучастно смотрел на скрюченный труп старика. Во времена, когда страной правили военные, старик был генералом. Составлял для властей расстрельные списки, а затем являлся в библиотеку к Еноту и на деньги налогоплательщиков заказывал убийства политиков. А сейчас и сам угодил в этот список. Иначе и быть не могло. Хорошие времена рано или поздно, но заканчиваются, и ради самосохранения слабеющая власть вынуждена избавляться от потенциальной угрозы, пусть даже эфемерной. Потому что однажды время опишет круг и ударит в незащищенное место.

Когда Рэсэну было одиннадцать, в Собачьей библиотеке появился старик в военной форме. Мундир его производил впечатление. Подойдя к мальчику, старик спросил:

– Что читаешь?

– Софокла.

– Интересно?

– У меня нет отца, поэтому мне некого попросить разъяснить.

– А где твой отец?

– В мусорном ящике у женского монастыря.

Генерал, на фуражке которого сверкали две звезды, улыбнулся и потрепал Рэсэна по голове. С того дня прошло более двадцати лет. Мальчик все помнил, а вот старик вряд ли сохранил в памяти ту мимолетную встречу с мальчиком, читающим Софокла.

Рэсэн достал сигарету. Мохнатый поднес ему огонь и закурил сам. Вместе с табачным дымом Мохнатый выдал свист. Вышел вперевалку из крематория, чтобы еще раз проверить, нет ли кого поблизости. Рэсэн все смотрел на трупы старика и собаки, соединившиеся в огне в одну горящую груду костей.

Многие из тупоголовых заблуждаются, думая, что совершили идеальное убийство, если самолично сожгли труп. Прихватив канистру бензина, едут они на безлюдный пустырь. Однако, вопреки ожиданию, мертвое тело не желает сгорать дотла. Если поджечь мертвеца, на пустыре останется огромный кусок горелого мяса, распространяющий вокруг себя зловоние. И по этому куску мяса криминалисты, изучив зубы и кости, смогут определить возраст, пол, рост, внешность сожженного человека. Чтобы уничтожить труп без следа, нужно поместить его в герметичную печь и более двух часов сжигать при температуре выше тысячи трехсот градусов. А такой температуры достичь можно лишь в печи крематория, в печи для обжига керамики, для производства древесного угля или в металлургической домне. Вот поэтому Мохнатый со своим крематорием для домашних животных и процветает. После сжигания оставшиеся кости нужно раздробить на мелкие осколки. Всего по трем частям тазобедренной кости криминалисты способны определить возраст, пол, рост, а то и способ убийства. Кроме того, нужно разобраться с пеплом и зубами. Из измельченных в пудру костей можно добыть достаточно сведений, дающих ключ к разгадке, а зубы даже пройдя огонь сохраняют информацию о человеке. Зубы следует разбить молотком и для спокойствия растолочь в пыль. Только в таком случае будет невозможно узнать об этой смерти.

Рэсэн достал новую сигарету, закурил и посмотрел на часы. Десять минут третьего. С делами покончит и вернется домой лишь под утро. Шею и плечи вдруг свело от усталости. Ночь в дороге, ночь в доме старика и ночь на предприятии Мохнатого. Третью ночь он проводит не дома. У кошек, наверное, закончился весь корм… Рэсэн подумал о двух сиамских кошках, сидящих голодными в темной комнате… Одной он дал имя Пюпитр, а второй – Лампа. Удивительно, но животные соответствовали данным им именам. Пюпитр обожала играть с листами бумаги, а Лампа, любившая смотреть в окно, всегда сидела на подоконнике, слегка вытянув шею и силуэтом напоминая настольную лампу.

Вернулся Мохнатый – с бутылкой водки и котелком картошки, сваренной в мундире. Он протянул картофелину Рэсэну. Надо же – снова картошка. Дар старика – шесть картофелин – все еще лежит в машине. Рэсэн был голоден, но отказался.

– Не хочешь? Картошка аж из провинции Канвондо, вкуснятина.

Мохнатый мотнул головой, не понимая, как можно отказываться от подобного деликатеса, и запихал в рот картофелину целиком. Прожевав, вылил в себя половину небольшой бутылки.

– Недавно сжег директора Кима, – сообщил он, довольно отирая рот.

– Директора Кима из Пхучжу?

– Его самого, из Артели мясников.

– Чьих рук дело?

– Вроде как Тухо с вьетнамскими парнями провернул все. В последнее время на вьетнамцев ух какой спрос. Уж больно дешевы, собаки. Да если бы только на вьетнамцев. И китайцы при делах. И перебежчики из Северной Кореи, и выпускники школ спецназа, даже филиппинцы не скучают. Представляешь, иные берут всего пятьсот тысяч[2] вон за то, чтобы убить человека. Нынче киллеру – ссаки блошиные цена. Вот все и стараются как могут. А что до директора Кима, так я, глядючи, как этот господин гундливый выебывается, давно уже думал, что недолго ему осталось.

Рэсэн выпустил длинную струю дыма. Мохнатому нет резона переживать за киллеров, получающих ссаки блошиные в качестве гонорара. Неважно, кто убивает, вьетнамцы или филиппинцы, – чем больше трупов, тем ему выгоднее. Просто болтает, и настроение ему Рэсэн не собирался портить. Мохнатый сжевал еще одну картошку, глотнул водки. Потом заговорил снова: