На протяжении 142 лет, начиная с предпоследнего года царствования Ричарда Львиное Сердце, Плантагенеты обозначали государственный суверенитет Англии тремя львами с поднятой передней лапой – которых в геральдике называют леопардами – на ярко-красном поле. Новый королевский герб отличался радикально. Леопарды, вместо того чтобы гордо шествовать по всему полю герба, делили его с древним символом французской короны – золотой геральдической лилией на голубом фоне. Более того, французская лилия занимала почетное место в верхнем левом и нижнем правом квадратах герба.
Древний геральдический знак претерпел ошеломительные изменения, не оставлявшие никаких сомнений относительно послания, которое Эдуард готовился донести до толпы, собравшейся на рыночной площади.
Эдуард вышел на помост и предстал перед народом, окруженный знатными придворными и магистратами трех главных городов Фландрии. Повысив голос, чтобы перекричать общий гул, он призвал горожан Гента признать его королем не только Англии, но и Франции. Он потребовал от них повиновения и принял оммаж фламандских вельмож, в том числе Ги Фландрского, сводного брата графа Фландрии. Эдуард заверил всех собравшихся, что будет чтить их свободы и защищать их имущественные интересы. Затем день продолжился излюбленным торжеством Эдуарда: рыцарским турниром.
Действо, произошедшее на запруженной людьми рыночной площади Гента, отметило самый широкомасштабный «ребрендинг» монархии Плантагенетов с тех времен, как Эдуард I вознамерился стать новым Артуром. Официальное присвоение Эдуардом титулов и символики короля Франции кардинально изменило взаимоотношения королевств, что в свое время не удалось даже Генриху II. С этого начнется изматывающий, практически бесконечный период вражды двух государств, который войдет в историю под названием «Столетняя война».
Корни этой войны уходят глубоко: они вплетены в ткань истории Плантагенетов и политики стран Ла-Манша в XIV веке. Традиционным яблоком раздора для французских и английских королей был затяжной спор по поводу статуса последних как герцогов Аквитанских. Ситуация провоцировала трения с 1259 года, когда Генрих III принес Людовику IX оммаж за герцогство и отказался от претензий семьи на Нормандию, Анжу и остатки бывшей континентальной империи.
В течение XIV века интересы Англии и Франции в Северо-Западной Европе постоянно приходили в столкновение. Французская корона входила в очередную стадию агрессивной экспансии. Французские короли намеревались отстаивать свои права, расширять границы и распространять пределы своей политической власти методами, к каким не прибегали с начала XIII века, с эпохи Филиппа Августа. Такая политика привела к прямому столкновению интересов двух стран в торговых баталиях на землях исторических Нидерландов; в Шотландии, союзнице Франции с 1295 года; а также в борьбе за контроль над морскими перевозками по Ла-Маншу – морскими путями англичане доставляли во Фландрию шерсть (а позже ткани), а обратными маршрутами ввозили вино из Бордо. Но за всеми этими мелкими трениями крылась одна фундаментальная причина: принципиальная перемена статуса двух королевств.
В 1328 году умер французский король Карл IV. Новым королем стал Филипп VI: прямая линия Капетингов, восседавших на троне с воцарения Гуго Капета в 987 году, закончилась, и началась очередная эпоха династической неопределенности. В правление Изабеллы и Мортимера юный Эдуард съездил в Амьен и принес оммаж за свои континентальные владения – процедура, предполагавшая признание прав Филиппа. Из-за политических осложнений, омрачивших начало царствования Эдуарда, его право на двойное наследование домов Плантагенетов и Капетингов – что могло сделать его неоспоримо величайшей фигурой как в истории каждой из семей, так и в истории средневековой Европы – было, к сожалению, упущено.
Ко времени, когда Изабеллу и Мортимера лишили власти, Филипп уже прочно утвердился на троне. Казалось, не во власти молодого короля Эдуарда потребовать пересмотра французского престолонаследия – не в последнюю очередь потому, что каждый сезон военных кампаний с 1333 по 1337 год ему пришлось посвящать экспедициям в Шотландию. Вместо военных действий два королевства были заняты осторожной дипломатией. В 1332 году они даже вели переговоры о новом крестовом походе, но с 1334 года Филипп поддерживал Давида Брюса, что Англия посчитала возмутительной провокацией.
Однако нельзя сказать, что французы подстрекали английского короля к войне, которой он не искал. Французским пропагандистам не стоило особого труда выставить Эдуарда главным поджигателем войны. В 1334 году он предоставил убежище в Англии Роберту Артуа – стареющему, но все еще деятельному беглецу от французского правосудия, которому не повезло превратиться из ближайших советников и друзей Филиппа VI в его заклятые враги.