Эдуард не сомневался, что причина английских неудач после Слёйса – хронический недостаток финансирования. Он задолжал фламандским союзникам кучу денег и не мог продолжать военные действия, пока не выплатит гигантские суммы, обещанные им за поддержку. А чтобы король мог сделать это, его министры должны были выжимать из страны деньги – неважно, какими средствами. Эта заминка и породила серьезнейший кризис в истории царствования Эдуарда.
1 декабря 1340 года, наутро после первых гневных тирад в Тауэре, Эдуард принялся за полномасштабную чистку правительства. Он увольнял чиновников, начиная с самых высокопоставленных, а затем спускался ниже по иерархической лестнице. Первыми покинули свои посты канцлер и казначей. Затем король приказал арестовать главного судью по гражданским делам (одного из двух главных судей Англии), четырех других судей, коменданта Тауэра и трех крупнейших английских торговцев. Своих должностей лишилось множество служащих казначейства, а оставшимся приказали провести полную проверку всех последних операций. Выказав совершенное отсутствие доверия этому учреждению, Эдуард приказал направлять налоговые поступления напрямую в чрезвычайное казначейство Тауэра.
Королевских служащих в графствах прочесали частым гребнем: Эдуард проредил таможенных чиновников, заменил почти половину шерифов, всех коронеров и судебных приставов, ответственных за сбор королевских доходов в графствах. Королевские комиссии oyer and terminer, наделенные правом разбирать жалобы на злоупотребление властью со стороны королевских чиновников за все годы правления Эдуарда III и Эдуарда II, переезжали из графства в графство, искореняя коррупцию.
Затем Эдуард принялся мстить архиепископу Кентерберийскому. Стратфорд возглавлял регентский совет и потому, по убеждению короля, нес полную ответственность за все обнаружившиеся недоработки английского правительства. Канцлером, которого Эдуард уволил в Тауэре, был брат Джона, Роберт Стратфорд, епископ Чичестера. В гневных письмах и публично король обвинял Джона Стратфорда в том, что тот ограничивал его в средствах, препятствовал утверждению парламентом новых налогов и превышал свои полномочия.
Стратфорд тем не менее остался непоколебим. Он считал, что во всех бедах виновата не его регентская администрация, но сам король, который предъявлял стране непомерные требования, следовал советам своих невежественных друзей и вел себя как тиран: массово арестовывал подданных и угрожал Церкви в лице архиепископа Кентерберийского. На письма Эдуарда он отвечал, не стесняясь в выражениях. Он называл Эдуарда «новым Ровоамом», намекая на библейского короля, который игнорировал советы мудрых, прислушивался к словам юнцов – своих друзей, и притеснял народ.
Это был болезненный укол. Ровоама помнили по словам, сказанным им народу Израиля: «Отец мой обременял вас тяжким игом, а я увеличу иго ваше; отец мой наказывал вас бичами, а я буду наказывать вас скорпионами» (Третья книга Царств, 12:11). На случай, если Эдуард не поймет намека, Стратфорд расшифровал свое сравнение. Он обвинил Эдуарда в нарушении Великой хартии вольностей и коронационных клятв, предупредив его: «Вы хорошо знаете, Ваше Величество, что случилось с Вашим отцом».
На Рождество и ранней весной Эдуард устроил свои обычные расточительные турниры по всей стране. Эпистолярная война со Стратфордом шла своим чередом: Эдуард и его советники с невероятной злобой сыпали оскорблениями, которые Стратфорд назвал
Ситуация складывалась опасная. Эдуард небезосновательно был недоволен своими неумелыми управленцами, но, обвиняя архиепископа Кентерберийского в измене, он навлекал на себя подозрения в тирании. Стратфорд не позволил себе бурной реакции на злобные выпады короля, отклонил большую часть обвинений, выдвинутых против него, и потребовал права высказаться в свою защиту в парламенте. Распалившийся король начал пересыпать свои письма личными оскорблениями. Конфликт грозил стать повторением самого бесславного эпизода в истории Плантагенетов. Стратфорд, пылко возражавший королю, конечно, знал о прецеденте: о том, что случилось с его предшественником Томасом Бекетом.