И вот, в августе 1348 года, в самый разгар турнирного сезона, вторая дочь короля, Джоан, готовилась оставить родительскую семью и начать новую жизнь в качестве невесты Педро, сына короля Кастилии Альфонсо XI. У Плантагенетов были давние родственные связи с Кастилией: дочь Генриха II Элеонора была замужем за Альфонсо VII, а ее внучка, тоже Элеонора, вернулась в Англию как возлюбленная королева Эдуарда I. Пятнадцатилетней Джоан все это сулило удачный брак, и приготовления к ее отплытию велись с приличествующей случаю торжественностью.
Путешествие юной принцессы началось в Портсмуте. Чтобы доставить до места назначения ее саму, ее слуг и личные вещи, снарядили флотилию из четырех кораблей. Свадебное платье принцессы дает нам представление об умопомрачительном блеске, в каком она должна была представлять свой королевский дом: Джоан собиралась выйти замуж в платье, на которое пошло 450 футов аксамита – роскошного плотного шелка, расшитого золотыми нитями.
Корабли были хорошо вооружены. Прибытие английской принцессы в Бордо – где она сойдет на берег, прежде чем отправиться на юг, в Кастилию, – должно было напомнить Аквитании о некогда безграничной власти бывшего герцога и короля. Джоан путешествовала в компании знаменитого испанского менестреля, которого жених послал ей в качестве предсвадебного подарка, двух высокопоставленных чиновников и 100 королевских лучников. Алтарное покрывало в часовне на борту корабля Иоанны было расшито изображениями дерущихся драконов. Может, перемирие и действовало, но Ла-Манш и Гасконь по-прежнему были горячими точками, и флотилия должна была напоминать всем, кто ее видел, об английской военной мощи.
Но когда принцесса добралась до Бордо, богатство и роскошь вошли в город, который находился во власти равнодушного чудовища. Мэр Бордо, Раймунд де Бискуале, стоял на пристани, с тревогой ожидая прибытия гостей. Как только корабли появились в поле зрения, он подал зловещий знак пассажирам и команде. В городе свирепствовала чума. Сходить на берег было небезопасно.
Все, кто находился тогда на борту кораблей, должны были знать о болезни, которая меньше чем за три года добралась из азиатских степей до самого сердца Европы. Континент уже страдал от ее последствий. Французы называли чуму
Чума уже пронеслась по Кипру, Сицилии, Святой земле и по странам Италии. Она попала во Францию через Марсель, а теперь безостановочно и неумолимо продвигалась на север и на юг. Она обрушилась на Арагон и Кастилию на юге и приближалась к Руану и Парижу на севере, заставив Филиппа VI бежать из столицы. (Его королева, Жанна Бургундская по прозвищу Хромоножка, умрет от чумы 12 сентября.) Черные флаги развивались над деревнями, куда проникла болезнь. Предупреждение путников оставалось единственно возможной мерой предосторожности.
Именно это попытался сделать мэр Бискуале, завидев корабли Джоан. Однако королевская делегация не отреагировала. От его предостережения отмахнулись. Англичане прибыли из страны, которую еще не затронуло бедствие, охватившее остальную Европу. С 1340 года Господь одарил англичан таким количеством побед, что принцесса и ее советники – в том числе Эндрю Алфорд, ветеран битвы при Креси, – вероятно, уверовали, что и новая опасность их минует.
Увы. В середине августа Алфорд подхватил болезнь, которая с осени 1347 года мчалась по Западной Европе со скоростью две с половиной мили в день. Пока семья Эдуарда наслаждалась блестящей каруселью турнирной жизни, Алфорд лежал в Шато д'Омбриер и умирал медленно и мучительно, как и миллионы европейцев. У типичной жертвы чумы на коже появлялись крупные, похожие на опухоли бубоны: поначалу с миндальный орех, вскоре они достигали размера яйца. Болезненные на ощупь, раздуваясь, они чудовищно деформировали тело. Бубон под мышкой не давал больному опустить руку, и она неконтролируемо торчала вбок. Если бубон располагался на шее, голова несчастного была постоянно наклонена в противоположную сторону.
Бубоны часто сопровождались черной сыпью, которую называли «божьим знаком» – безошибочным признаком, что к несчастному прикоснулся ангел смерти. Вкупе с этим у обезображенной жертвы развивался сухой кашель с кровью, переходящий в неукротимую рвоту. Больной испускал зловоние, которое, казалось, источала каждая клетка его тела – слюна, дыхание, пот и экскременты смердели невыносимо, – а в какой-то момент несчастный начинал терять рассудок и бродил, не разбирая дороги, стеная и теряя сознание от боли.