Плантагенеты. Короли и королевы, создавшие Англию

Все, кого палата общин обвинила в преступлениях, предстали перед судом парламента в июне 1376 года. Когда де ла Мара спросили, кто выдвинул обвинения против подсудимых, он ответил, что сделали они это «сообща». Тем самым был дан старт первому парламентскому импичменту. Латимера обвинили в целом ряде преступлений, совершенных в Бретани, включая вымогательство денег у короля, пренебрежение обороной герцогства, крупную растрату военных фондов и так далее. Его признали виновным и приговорили к тюремному заключению. Лайонс, купец Адам Бьюри и Алиса Перрерс поплатились землями и имуществом, а дело в отношении лорда Невилла прекратили. В помощь королю был избран совет девяти.

Правительство обновили капитально и с самыми благими намерениями. Однако предусмотреть все отдаленные последствия реформ не удалось. Парламент был занят процедурой импичмента, когда на Троицу, 8 июня 1376 года, скончался Черный принц. Даже пока он лежал, прикованный к постели, противоборствующие фракции «доброго парламента» пытались заручиться его поддержкой. Сэр Ричард Лайонс, например, послал ему большую бочку золота, чтобы тот защитил его от палаты общин. (Когда принц отверг подношение, Лайонс передал золото королю, который от подарка не отказался, сказав: «Он не может дать нам ничего, что нам бы и так уже не принадлежало».)

«Умерла надежда Англии», – писал Томас Уолсингем о смерти Черного принца. И действительно, многие авторы в 1376 году разделяли ощущение, что – пусть великий король Эдуард еще цеплялся за жизнь – с уходом Черного принца Англия потеряла последнего из героев эдвардианской эры. На счету Черного принца были победы, которые англичане считали величайшими из всех, какие когда-либо выпадали на долю королевства: Креси, Пуатье, Нахера, Лимож. Принца похоронили, воздав ему величайшие воинские почести. В своем завещании он просил, чтобы его погребли не в Вестминстере, а в Кентербери (куда его тело перенесли в октябре 1376 года), рядом с Томасом Бекетом.

Когда наше тело понесут по городу Кентербери в аббатство, два боевых коня, покрытых попонами с нашим гербом, и два человека, облаченных в наши доспехи и в наших шлемах, пусть шествуют перед нашим телом, а именно один – с нашим воинским гербом, на четыре части разделенным, а другой – с нашим мирным гербом с перьями страуса и с четырьмя штандартами того же вида: каждый из тех, кто понесет штандарты, должен иметь головной убор с нашим гербом. Рядом с тем, кто понесет воинский герб, должен идти вооруженный человек, несущий черный вымпел со страусиными перьями.

Это были проводы солдата. Его могилу украсили символами Святой Троицы, перед которой принц благоговел, доспехами, напоминающими о его воинской славе, и девизом принца «Ich dien» («Я служу»). В последние годы, омраченные болезнью, принц стал склонен к меланхолии, – угнетенный тем, что сила его воинского духа ограничена неминуемой хрупкостью плоти. Вокруг своей гробницы в кафедральном соборе Кентербери он завещал выгравировать слова французской поэмы, предупреждающей других об этом проклятии:

Когда-то я таким же был, как ты.
И ты таким, как я, однажды станешь.
Так редко я о смерти вспоминал,
Пока земною наслаждался славой,
Несметными богатствами владел,
Именьями, домами, лошадьми, сокровищами, златом и деньгами…
Но ныне я несчастный узник,
Лежу глубоко под землей…
Конец настал красе моей,
И плоть сошла с костей…

Потеря принца, хоть и была неизбежна, нанесла последний роковой удар по царствованию Эдуарда. Более того, скончавшись, принц катапультировал в центр английской политики последнего из Плантагенетов: девятилетнего мальчика по имени Ричард Бордоский.

Новый король, старые проблемы