Плантагенеты. Короли и королевы, создавшие Англию

Раскрытие Богоявленского заговора предопределило смерть Ричарда. Согласно Томасу Уолсингему, когда бывший король, отбывавший пожизненное заключение в Понтефракте, «услышал об этих печальных событиях, его ум помутился, и он сам заморил себя голодом – ходили такие слухи». Сочувственно настроенный автор «Предательства и смерти» предполагал грязную игру: он утверждал, что короля прикончил «сэр Пирс Экстон», который топором раскроил Ричарду череп. Скорее всего, истина лежит где-то посередине, и Ричарда намеренно заморили голодом по приказу нового режима: Ланкастеры не могли терпеть его присутствие в королевстве, точно так же, как Роджер Мортимер в 1327 году не мог мириться с существованием Эдуарда II. Адам из Аска винил в голодной смерти Ричарда некоего «сэра Н. Суинфорда» (скорее всего, сэра Томаса Суинфорда, придворного рыцаря Генриха).

Одно известно наверняка: когда Ричард был уже мертв – вероятно, ко Дню святого Валентина 1400 года и уж совершенно точно к 17 февраля, – Генрих IV приложил массу усилий, чтобы продемонстрировать народу труп кузена. Из Понтефракта в Лондон истощенное тело Ричарда везли в открытом гробу, чтобы все желающие могли увидеть его лицо. Тело два дня пролежало в соборе Святого Павла, прежде чем его перевезли в Кингз-Лэнгли в Хартфордшире, где и похоронили.

На низложение Ричарда и восхождение на трон Болингброка современники взирали в некотором замешательстве. Метафора колеса фортуны, к которой прибег Адам из Аска, казалась особенно удачной. Когда прежний король изгнал Болингброка из страны, а тирания достигла своего апогея, он казался самым могущественным королем династии. Но всего через несколько месяцев режим его рухнул, а сам он был мертв. Поистине, пути Господни неисповедимы. Но падение Ричарда относили не только на счет переменчивости высших сфер. Многие думали, что он сам навлек на себя такую судьбу чудовищным поведением, жестоким и неэффективным правлением и неудачным выбором советчиков и друзей. Он пустил правление на самотек и думал лишь о личном обогащении, он постоянно нарушал свои коронационные клятвы и Великую хартию вольностей и презирал решения парламента. Он сам вымостил Генриху, своему ближайшему наследнику по мужской линии, дорогу к трону. Тому стоило лишь обратиться к древнему принципу монархии Плантагенетов, принципу, лежавшему в основе всех политических и конституционных кризисов, начиная с 1215 года: король должен править согласно собственным законам и советоваться с достойнейшими людьми королевства.

Несмотря на неустанные попытки нового режима узаконить и оправдать смещение старого короля, монархия так до конца и не оправилась от травмы свержения Ричарда. В отличие от Эдуарда II, Ричарда заменили не бесспорным наследником, но аристократом, в жилах которого текло достаточно королевской крови, чтобы он мог завладеть троном, и он это сделал – в некотором смысле по собственной инициативе. Генрих, может, и был ближайшим наследником своего кузена по мужской линии, но Эдмунд Мортимер, правнук Лайонела Антверпа по линии его дочери Филиппы, графини Ольстер, по крови имел больше прав на корону. Генрих IV отнюдь не был Эдуардом III. Рубикон был перейден. Война, вспыхнувшая в середине XV века, сегодня известная как Война Алой и Белой розы, началась как политическая, но, поскольку узурпация трона Генрихом IV подняла множество оставшихся без ответа вопросов, она быстро превратилась в войну за наследство Плантагенетов и закончилась только с восхождением на трон Генриха VII, который вряд ли вообще имел отношение к Плантагенетам. (Более того, после того как Генрих VII узаконил новую узурпацию демонстрацией гербов, долженствующих доказать его происхождение от Эдуарда III, он, как позже и его сын, Генрих VIII, начал преследовать и убивать английских аристократов, в жилах которых текла хоть капля крови Плантагенетов.) Низвержение Ричарда стало первым шагом на пути к этому печальному исходу.

В каком-то смысле воцарение Генриха IV отбросило английскую монархию назад к почти забытым временам. С тех пор как Генрих II в 1150-х годах заменил Евстахия, сына короля Стефана, в роли наследника английской короны, преемственность английских королей никогда настолько явно не сочетала в себе принцип крови с принципом выборности и грубой политической реальностью силового захвата власти. Ни одной королевской династии никогда больше не удастся удерживать корону так прочно и непринужденно на протяжении стольких поколений, как это делали Плантагенеты между 1189 и 1399 годом.

Безусловно, смещение Ричарда не повернуло часы истории вспять к временам нормандцев. Здесь наследие Плантагенетов было нерушимо: к 1400 году страна изменилась до неузнаваемости и уже нисколько не походила на англо-нормандское королевство, каким она была в середине XII века.