Таким образом, историческое повествование памятника в его первоначальном виде завершалось гибелью династии Цинь. Это вполне закономерно, ибо ученые эпохи Хань, находившиеся под влиянием периодизации, выработанной Сыма Цянем, видели в Цинь Ши-хуане и Эр Ши не представителей самостоятельного исторического этапа, а лишь последних правителей периода Чжаньго[103]
. В свою очередь Сыма Цянь в данном случае следовал за циньской историографией, которая сохранила сведения о том, что официальные идеологи Ши-хуанди видели в факте уничтожения шести Сражающихся царств и превращения Цинь в единственного хозяина Поднебесной лишь завершение традиционной миссии циньских правителей прошлого. Однако упоминаемая Сыма Чжэном речь Куай Туна была произнесена через несколько лет после гибели Эр Ши, когда Китаем правил Гао-цзу, основатель династии Хань, не связанной никакими традициями с позднечжоуским временем. Основанное на комментарии Сыма Чжэна утверждение, что эта речь входила в первоначальный текст «Планов Сражающихся царств», противоречит и приведенным выше свидетельствам Лю Сяна, и характеру содержания памятника, и его структуре. По-видимому, был прав Чжан Чжао (1691-1745), считавший, что в данном случае в комментарий Сыма Чжэна вкралась ошибка[104].Наличие весьма определенных сведений о том, к какому времени относились наиболее поздние материалы, использованные Лю Сяном при составлении текста «Планов Сражающихся царств», указывает на беспочвенность утверждений Моу Тин-сяна — Ло Гэнь-цзэ.
Известно, что в литературно-библиографическом разделе «Истории Ранней Хань» утраченное сочинение Куай Туиа было отнесено к разделу «школы цзун-хэн». Поэтому содержащиеся в «Планах Сражающихся царств» восторженные отзывы о Су Цине, одном из легендарных основателей «школы цзун-хэн», были приняты Ло Гэнь-цзэ за новое подтверждение идентичности сочинения Куай Туна рассматриваемому памятнику. Далее, по утверждению некоторых историков древнекитайской философии, представители «школы цзун-хэн» находились под сильнейшим влиянием идей «Чжуан-цзы» и «Дао дэ дзина»[105]
. И действительно, герои «Планов Сражающихся царств» в будничной политической борьбе нередко использовали заимствованные из последнего сочинения высказывания Лао-цзы[106]. Однако, как свидетельствует конкретный анализ «Планов Сражающихся царств», этот памятник испытал на себе влияние не только идей раннего даосизма, но и ряда других течений древнекитайской политической и философской мысли. Так, в некоторых речах встречаются высказывания, восходящие к этико-философским концепциям Мэн-цзы и Сюнь-цзы[107], в других представлены морализаторские сентенции, близкие по духу к раннему конфуцианству. В комплексе речей, входящих в повествование о военной реформе чжаоского Улин-вана (307 г. до н. э.), встречаются суждения, несомненно навеянные теорией Цзоу Яня о «вечном движении пяти добродетелей» и рядом других построений философов «школы инь-ян»[108]. В свете вышеизложенного становится очевидным, что этот аргумент Ло Гэнь-цзэ носит весьма субъективный и односторонний характер. Его опровергает не только идеологическая многоликость «Планов Сражающихся царств», но и тот бесспорный факт, что памятник содержит наряду с хвалебными и отрицательные отзывы о Су Цине[109].