Плащ и галстук

…Самуил Потапов, парень в глухом мотоциклетном шлеме, покрыт сплошной темно-рыжей шерстью. Не простой, а выполняющей роль полноценной сенсорной системы. Настоящие органы чувств им практически не используются. Шерсть стричь нельзя (испытывает жуткую боль), к тому же она очень теплая, поэтому пошатывающегося Самуила быстро-быстро ведут в розовое здание. Температура, при которой ему нормально существовать: минус 15 градусов Цельсия.

…Валерия Ковинец, человек-слизь. Прямо так в документах и написано про громоздкий скафандр, который несут прямо за Самуилом. Слизь, причем, приятно-зелененькая, как «тархунчик», однородная, прозрачненькая. Проблемы у девушки такие же, какие были (и остаются) у меня, но куда хуже. К 21-му году она только научилась формировать себе тело со всеми нужными ей чувствами, а так до этого провела семь лет буквально в банке, общаясь с учеными посредством жестов и движения собственной массы.

Уважаю. Кто-то попробует её назвать Соплей — буду бить морду. Однозначно Тархунчик.

Дальше кто у нас…?

Нам, можно сказать, прислали целый транспорт молодых «вероник». То есть тех, кто закончил лечение или изучение своих необычных способностей в центрах по изучению этой ереси, а теперь готов быть выпущенным «в люди». Морально готов, потому что люди совсем не готовы к четырехметровому сутулящемуся парню в очках, который передвигается с места на место, превращаясь для этого в какое-то очень медленное и мутное излучение (или энергию). Или что-то еще. Причем, вместе с одеждой!

Даже понятно, почему весь этот пестрый паноптикум к нам. Можно сказать — дикари, города не видевшие, в цивилизацию вернулись. Тоже социальная адаптация.

— Мда, Вась, — потрепал я стоящего с открытым ртом ребенка по голове, — Теперь тут будет весело…

— Страшный мужик!

— Гладит ребенка…

— Подозрительно. Смотри какие волосы.

— Про нас все забыли. А волосы торчат.

— Как обычно забыли. Маска у него жуткая.

— Всегда забывают. Ребенок в опасности?

— Вроде нет. Но мы посмотрим.

— Приглядим.

— Жизни ребенков важны.

— И нужны.

— И нежны. Муахахаха!

— Так, что-то я не понял…, — забурчал уже я, разворачиваясь к тонким писклявым голоскам, протараторившим всю эту тряхомудию.

Эээ… Феи?

Две… феи. Ну, крупные такие, по полметра в высоту. Но летают. Парят. Широкоскулые азиатские личики, черные волосы в тугих длинных косах, кожа с легким оттенком в желтизну. Красавицы обряжены в ультракороткие зеленые платьица, подолы вовсю демонстрируют труселя. Хорошие труселя, плотные, белые, скромнее чем шорты у некоторых модниц из моего мира. Потому, видно, и подолы такие короткие. Фигня вопрос. Итак, феи. Они висят на уровне моего лица. За спиной у обеих крылышки. Пронзительно фальшивые, сразу видно, что их вырезали из плотной пленки. Причем, уже перекошенные, болтаются туда-сюда. Рожицы у «фей» не только совершенно одинаковые, но еще и злоехидные, несмотря на всю их азиатскую сущность.

— Вы кто? — довольно миролюбивым, хоть уже и слегка размышляющим на тему, где взять крупную мухобойку, голосом осведомился я.

— Что? Еще не все просмотрел?! Тормоз! — обличила меня правая близняшка, — Мы Фей Ли и Фай Ли!

— А почему лица из Узбекистана? — наклонил голову я, заставляя летающую мелюзгу хором поперхнуться и скукситься.

— Вот же проницательный!

— Ага, говнюк.

— Отомстим ему позже.

— Но сильно!

— Да!

— Хотя… можем и простить.

— Если подружит нас с мальчиком?

— Зачем нам мальчик? Пусть дружит нас с самой Окалиной!

— Точно! Подру…як!!

Что за звук? А это я, делающий очередную глупость.

— Юля! Лети сюда! — позвал я девушку призрака, с радостью вырвавшуюся из вновь собравшегося окружения. Дождавшись, пока подлетит, я сунул ей схваченных мной ранее «фей», сопровождая жест щедрости словами, — Это кукла Маша, это кукла Миша. Дарю!

Выглядела Палатенцо с двумя охреневшими миниатюрными неосапиантами в руках чрезвычайно забавно! Она даже растерянно полетела до дому до хаты, явно ховать подарки, но раздавшийся гневный писк заставил её ойкнуть и отпустить добычу. Та, взлетев на высоту метра в три, начала ругаться микроскопическими голосами, но увидев, что я снимаю с ноги тапок, псевдокитайские псевдофеи тут же куда-то смылись. Но очень ненадолго.

Так, что это вообще такое было? Я зарылся в дела. А, вот. Онахон и Охахон Умаровы, близняшки. Ох, чувствую, мы с ними наплачемся…

— Витя…, — голос всеми забытого Васи был какой-то совсем уж жалобный, — А кто все эти люди?

— Это наши новые соседи, товарищ, — преувеличенно бодро ответил я мальчику, — С некоторыми из них мы даже подружимся!

— С некоторыми? — проявил проницательность ребенок с горящей головой.

— А некоторые случайно попадут в стиральную машину, — почти пообещал ему щедрый я, глядя на бешено скачущую по двору кошку, оседланную двумя микроузбечками.

Вот дурдом.