Франко решил сделать из меня блондина — прежде всего потому, что мои волосы при освещении в съемочном павильоне приобретали неприятный синий оттенок. Кроме того, по его просьбе я отрастил бороду. Пока мы снимали фильм, раз в десять дней мне красили волосы и раз в три дня бороду. Представляете, какая это была пытка! Во время съемок «Травиаты» я получил возможность еще больше оценить Дзеффирелли, мое восхищение его талантом непрерывно росло. Я испытывал огромное удовольствие, наблюдая, как он работает в двух, самых любимых им, видах искусства: опере и кино. Еще раз хочу подчеркнуть особенности таланта Дзеффирелли: как точно видит он мельчайшие детали, как удивительно, я бы сказал, изысканно, умеет заполнить пространство — чуть подвинет растение, стол, канделябр, и кадр приобретает неповторимую красоту. Хочу отметить и пластичность, тонкость нюансировок Дзеффирелли, удивительное освещение его фильмов. В нашем фильме были замечательные декорации, их сделали по эскизам Джанни Куаранта, художником по костюмам был Пьеро Този, а за свет и качество съемок отвечал Эннио Гварньери. Освещение, надо сказать, получилось просто волшебное. Този — художник очень образованный, тонкий и обладающий великолепным вкусом. Франко удалось сплотить вокруг себя по-настоящему способных людей, истинных профессионалов. Это касается всех сфер его жизни — у него везде трудятся великолепные специалисты, от технического персонала до секретарей и домашней прислуги. Дзеффирелли больше, чем любой другой режиссер, прислушивается к мнению окружающих. Допустим, Франко работает над какой-то сценой и в это время то ли хорист, то ли статист обращается к нему с вопросом. Франко вежливо просит того чуть-чуть подождать и, как только освобождается, тут же разыскивает задавшего вопрос (хочу подчеркнуть: Франко никогда не забывает это сделать!) и беседует с ним. Он выслушивает любого, тщательно взвешивает все советы. Конечно, далеко не всегда он следует им, но выслушивает абсолютно серьезно.
Не знаю, смог бы Франко сыграть на сцене или в фильме, но показывает роли певцам или актерам он блестяще, причем может представить любую роль — Яго, Сантуццу, Кармен, Хозе, Альфреда, Виолетту. Франко необычайно точно схватывает самую суть образа.
Моя семья очень сдружилась с Франко, мы останавливались у него дома, много времени проводили вместе. Когда мы садились ужинать, Франко предлагал нам огромные порции пасты*. «Ну вот, Франко,— говорил я в таких случаях,— ты хочешь, чтобы я был стройным, а сам ставишь передо мной такую порцию, от которой и корабль пошел бы ко дну!» «Ты сегодня много работал, не обедал и поэтому вечером можешь поесть от души»,— отвечал Франко. Действительно я редко обедал, пока мы снимали «Травиату». После еды я обычно чувствую себя каким-то вялым, клюю носом, а на съемках надо было сохранять форму в течение всего дня. Однажды Франко приготовил для спагетти фантастический соус с грибами и еще какими-то необычайно вкусными добавками. Но Альваро вдруг закапризничал и попросил самый простой томатный соус. «Альваро, ты просто ничего не смыслишь,— смеялся над ним Франко,— надеюсь, ты сам убедишься в этом». Он сделал томатный соус для Альваро, но, естественно, когда Альваро попробовал более изысканный соус с грибами, он отказался от своего простецкого. «Я же говорил, что ты поступаешь глупо»,— смеялся над ним Франко.
В начале сезона 1982/83 года я должен был спеть в «Метрополитен» шесть спектаклей «Джоконды» с Мартон и Макнейлом. Однако я очень сильно простудился и вынужден был прервать последний из этих спектаклей, спев только первый акт. После того как я ушел из театра, там началось нечто невообразимое: казалось, зал наполняла не обычная публика «Мет», а любители оперы из южных стран. По-моему, не меньше двадцати тысяч человек по сей день уверяют, что они были тогда в театре и видели все собственными глазами. Но поскольку я при этом не присутствовал, мне не хотелось бы вступать в полемику с людьми, причастными к событиям, происшедшим в театре после моего ухода (особенно нет желания упоминать кое-кого из певцов), я попросту воздержусь от комментария. Моя роль в этой истории такова: я действительно очень сильно простудился и за день до спектакля предупредил администрацию театра, объяснив, что мне лучше не петь. Но меня вынудили выйти на сцену.
* Итальянское мучное блюдо — любая из разновидностей макарон, лапши или клецок.— Прим. перев.
Мне ничего не оставалось, как попробовать спеть. Когда кончился первый акт, я почувствовал, что наношу страшный вред своему голосу, хотя звучал он довольно прилично. Я твердо решил отказаться от дальнейшего пребывания на сцене. Могу только добавить, что Ева Мартон была великолепной Джокондой.