Плата за красоту

Возможно, несчастный случай, нет, пожалуй, лучше – самоубийство.

Да, самоубийство. Странно, раньше как-то не приходило в голову, что ее самоубийство может доставить столько удовлетворения.

Надо все тщательно продумать, спланировать.

Надо… Губы тронула довольная улыбка. Надо запастись терпением.

Никто, кроме «Смуглой Дамы», не услышал тихого угрожающего смеха. Угрожающего или безумного.

В Мэне царила весна. В воздухе была разлита мягкость, которой не было еще неделю назад. По крайней мере, Миранда ее не чувствовала.

Вот и старый дом на холме, стоит словно отвернувшись от моря, окна сверкают на солнце. Как же хорошо дома!

Эндрю она обнаружила в его кабинете в компании с бутылкой «Джека Дэниелса». Ее восторженное настроение улетучилось в мгновение ока.

Он вскочил на ноги, слегка покачиваясь. Она сразу увидела его блуждающий взгляд, двухдневную щетину, мятую одежду.

Он пил по меньшей мере дня два.

– Где ты была? – Он сделал пару неверных шагов, размашисто облапил сестру. – Я волновался. Звонил кому только мог. Никто не знал, где ты.

От него сильно несло перегаром. Но Миранда знала, что беспокойство его искренне. Она обняла его, однако первоначальное желание все ему рассказать исчезло. Как можно доверять пьянице?

– Я же оставила тебе записку, – напомнила она.

– Да, но я ни хрена не понял. – Эндрю отстранился, всмотрелся в се лицо, погладил ее по голове. – Когда старик появился в институте, мне стало ясно, что мы с тобой по уши в дерьме. Я примчался домой, как только освободился, но тебя уже и след простыл.

– Они не оставили мне выбора. Тяжело тебе пришлось?

– Не хуже, чем я предполагал. – Он пожал плечами. Хотя виски приглушило его чувства, Эндрю видел: в сестре произошла какая-то перемена. – Что с тобой происходит, Миранда? Где ты была?

– Просто уезжала на несколько дней. – Придется пока оставить все свои секреты при себе, с сожалением подумала она. – Мы с Райаном Болдари были в Нью-Йорке. – Миранда отвернулась. Она всегда была никудышной лгуньей. А уж Эндрю она никогда не врала. – Он тоже вернулся в Мэн. И поживет здесь некоторое время.

– Здесь?

– Да. Я… Мы… В общем, мы теперь вместе.

– Ты? И он? – Эндрю облизнул пересохшие губы и постарался сосредоточиться. – Ладно. Только как-то вы очень быстро.

– Не очень. У нас оказалось много общего. – Она не желала вдаваться в подробности. – Как продвигается" расследование?

– У нас сюрприз. Мы не можем найти документацию на «Давида».

Хотя Миранда и была готова к этому сообщению, она похолодела. Дрожащей рукой она пригладила волосы и приготовилась врать дальше.

– Как это? Все документы должны быть в папке.

– Я знаю, где они должны быть, Миранда. – В раздражении Эндрю схватил бутылку и налил себе. – Их там нет. Их вообще нет в институте. Я сам везде искал. – Он с силой надавил пальцами на глаза. – Страховая компания заартачилась. Если мы не найдем документы, мы потеряем страховку. Идентификацию проводила ты.

– Да, – ровным голосом подтвердила Миранда. – Я протестировала «Давида», надлежащим образом оформила все бумаги. Я прекрасно это помню, Эндрю. Ты тоже принимал участие в работе.

– Да, да. Но куда все делось? Страховая компания отказывается платить без документов, удостоверяющих подлинность; наша мать грозится приехать и разобраться, как это нам удалось потерять не только ценнейший экспонат, но и документацию на него; Кук смотрит с явным подозрением.

– Прости, что бросила тебя одного со всем этим. – Миранду охватило искреннее раскаяние. – Эндрю, пожалуйста, не надо! – Она забрала у него стакан. – Я не могу разговаривать с тобой, когда ты пьян. Он улыбнулся, на щеках появились ямочки.

– Я еще не пьян.

– Ошибаешься. – Кому, как не ей, в этом разбираться. – Тебе необходимо обратиться к врачу.

Ямочки исчезли. Господи боже, с раздражением подумал Эндрю. Ну конечно, только этого ему и не хватало.

– Мне сейчас нужны сочувствие и понимание! – Он сердито вырвал стакан и выпил его залпом. – Ах, ты сожалеешь, что бросила меня одного. Но ведь бросила же! У меня были кошмарные дни: надо было вести бесконечные беседы с полицией, выбивать чечетку перед нашими родителями, да и весь институт на мне. Если я выпил после всего этого безумия, то никто не смеет меня винить!

У нее защемило сердце.

– Я люблю тебя. – Ей трудно было произнести эти слова, потому что они с братом никогда их друг другу не говорили. – Я люблю тебя, Эндрю, а ты убиваешь себя у меня на глазах. Я не в силах это выносить.

Стоящие в ее глазах слезы и дрожащий голос разозлили его.

– Прекрасно. Я буду убивать себя в одиночестве. Тогда ты не будешь совать нос в мои дела. – Он схватил бутылку и вышел.

Как же он ненавидел себя за то, что огорчил единственного человека на свете, который был ему дорог. Но, черт побери, это его жизнь.

Эндрю распахнул дверь своей комнаты, не замечая стоявшего там запаха перегара. Сел в кресло и стал пить прямо из бутылки.

Имеет он право расслабиться? Да или нет? Он много работает – и хорошо работает, – так почему он не может залить свою печаль парой глотков?

Или парой дюжин глотков, пьяно подумал он. А кто считал?