Плата за одиночество

Поводов для радости я не видела. Подруга знала, что я не собираюсь искать родителей. Какие бы причины у них ни были, чтобы меня бросить, все они меркли перед тем фактом, что они смогли от меня отказаться, а значит, и мне они не нужны и неинтересны.

– Нет, она меня не нашла и даже не искала. Я сама ее вычислила. По почерку.

Я рассказала Регине про пустой счет в Гномьем Банке, о чем раньше умолчала, и что почерк на чеке и записке, которую оставила моя мать, был один.

– И что? – с жадным любопытством спросила она. – Что ты к ней чувствуешь?

– Ничего особенного, – ответила я. – Она мне не нравится, но покупательницы бывают и хуже. Все они достаточно высокомерны.

– А с кремом-то что? – не унималась она. – Если она твоя мать, ты не можешь позволить, чтобы ее травили.

– Ты сама только что говорила, это лишь мое воображение, – напомнила я.

– Воображение, не воображение, но она же твоя мать. И если ее отравят через этот крем, то ты себе не простишь, я же знаю.

Эти мысли приходили в голову и мне. Она от меня отказалась и не заботилась, но все же родила, хотя могла избавиться от такой обузы сразу, как узнала о беременности. Да и я не могу спокойно смотреть, как ее собираются убивать, и ничего при этом не делать. Пусть она мне совсем не нравится. Но все же мать…

– Я собираюсь его заменить, – неохотно ответила я. – Во всех этих кремах основа одна, возьму обычный омолаживающий. На него и заменю. От такого точно вреда никакого не будет.

– А если все-таки ничего такого плохого в этом креме не будет? – страдальчески сказала Регина.

В таком удачном во всех отношениях месте для работы – и вдруг происходят какие-то противозаконные вещи? С этим она никак не могла смириться.

– Предлагаешь уточнить у иноры Эберхардт?

Регина невольно хихикнула, представив, как я обращусь с подобным вопросом к хозяйке. Воображение всегда было ее сильной стороной.

– Хотела бы я на это посмотреть, – заметила она.

– А если ничего такого в этом креме не будет, то меня просто выгонят с работы, если узнают, – пояснила я. – Но омолаживающий крем хороший, хоть и дорогой, у меня на него все деньги, что есть и с продаж получу, уйдут.

– Ты его покупать собралась? – поразилась Регина.

– А что я, по-твоему, воровать должна? – возмутилась я.

– Не знаю, все так странно, – неуверенно сказала она. – Если инора Эберхардт поступает нечестно, чего тебе с ней церемониться? Может, тебе с этим Рудольфом, который от конкурентов, договориться? Пусть они тебе помогут.

Она воодушевилась. Идея ей показалась просто великолепной.

– Ага, – скептически ответила я, – пообещать они могут все, что угодно, да только что их заставит потом выполнять свои обещания? Если они пытаются рецепты получить незаконными методами, то у меня есть определенные сомнения в их честности. Я не собираюсь ничего воровать и им передавать, а это наверняка будет условием получения от них помощи.

Регина погрустнела. Будущее выглядело уже не столь радостным. До нее дошло, что если все окажется так, как я подозреваю, то я могу даже не дожить до ее выхода из приюта. «Уехала к родственникам. Куда? Она не говорила. Как это нет родственников? Нашлись, значит». И кто меня будет искать? Да никто, никому я не нужна…

Свидание закончилось, а Регина так ничего и не смогла посоветовать. Сначала она всерьез не восприняла мой рассказ, затем слишком испугалась, а там и время моего посещения истекло. От предложения навестить сестру-смотрительницу я вежливо отказалась. После того как я узнала, что меня столько лет здесь обманывали, желания разговаривать с кем-то из монахинь не было. Возможно, мне и дали бы ценный совет, но более вероятно – подсунули опустевшие накопители и даже особенно не слушали бы. Наверняка мой уход нанес серьезный финансовый урон приюту – вон с каким сожалением монахиня посмотрела на меня после отказа. Я бы еще подумала, если в обмен на заполнение приютских накопителей мне разрешили бы дополнительное свидание с Региной или это продлили бы. Но сестра-смотрительница ясно мне сказала – исключения для нас с подругой не будет. Так что я вежливо попрощалась с дежурной монахиней и пошла к выходу. Сегодня у меня была назначена еще одна встреча, которая меня не привлекала. Может, она не состоится?

Но Рудольф уже ожидал меня рядом с домом. Он нетерпеливо прохаживался, посматривая по сторонам, и лишь только меня заметил, сразу расцвел в улыбке и пошел навстречу. Ждал он проявления счастья и от меня, но я на этой неделе полностью истратила запас улыбок, так что пришлось ему обойтись без моей.

– Вы совсем нерадостная, Штефани, – заметил он сразу, как поздоровался. – Что-то случилось?

Во взгляде его было жадное любопытство, словно он надеялся – я сейчас растаю и начну выкладывать все тайны, как свои, так и чужие. Но я откровенничать с посторонним человеком не собиралась.

– Я подругу навещала. Ей в приюте сейчас очень одиноко, – пояснила я.

– В приюте? – удивленно переспросил он. – У вас в приюте подруга?

– Я тоже воспитывалась в Королевском приюте, – с вызовом сказала я. – Ничего удивительного нет в том, что у меня там осталась подруга.