Плата за одиночество

По приютской привычке я проснулась очень рано и некоторое время просто лежала с закрытыми глазами, наслаждаясь мягким матрасом, тишиной и совершеннейшим покоем. Никто не требовал от меня немедленно встать и заняться чем-то, угодным Богине, и было это неожиданно приятно. Но долго валяться у меня все равно не получилось – поворочалась немного и встала. Просто так лежать оказалось неинтересно. Впереди был целый свободный день, и сейчас я строила на него всякие замечательные планы. Мне хотелось наконец пройтись по Гаэрре и увидеть все, о чем я раньше лишь читала, хотя провела всю жизнь в столичном приюте. Экскурсий по достопримечательностям нам почему-то не устраивали. Приют – рынок – фабрика, а больше я нигде не была. Рудольф вчера предлагал мне показать наиболее интересные места, и я бы согласилась, если бы не стойкая убежденность, что ему что-то от меня нужно. Что-то, помимо меня самой. Но какие секреты я могу знать? Склонностью делиться рецептами с помощниками за своей нанимательницей я не замечала. Возможности хоть как-то приобщиться к ним у меня не было. Так что глупо со стороны Рудольфа надеяться, что я помогу ему выведать желаемое. Тут я вспомнила, что пропавшая Марта подозревалась в похищении рецепта и последующем его использовании, а значит, по мнению хозяйки, имела возможность с этим рецептом ознакомиться. Но не полностью – инора Эберхардт была уверена, что нужного результата у пропавшей девушки не получится, а значит, есть что-то, что никогда и никому не показывается. Я подумала, что теперь, когда Рудольф знает, что я не родственница хозяйки, больше мной интересоваться не будет. Не знаю почему, но эта мысль была мне очень неприятна, даже есть расхотелось. Я заварила себе чай, который вчера купила, решив на нем не экономить, и стала прихлебывать понемногу, глядя в окно. Но смотрела я больше вдаль, на утреннее нежно-голубое небо с легкими облаками, поэтому Сабину заметила не сразу, а лишь когда она уже почти подошла к дому. Да и обратила внимание лишь потому, что шла она очень быстро, почти бежала. Платье ее было ярким, сразу бросающимся в глаза, привлекало внимание и довольно вызывающее декольте. Мне стало интересно, как относится Петер к манере одеваться своей жены. Не может же он одобрять такую, на грани вульгарности, одежду?

Так как Сабина явно шла ко мне, я открыла дверь и недолго прислушивалась к тому, как ее каблучки звонко перебирают ступеньки. Вскоре и сама она появилась. В руках сменщица держала огромную сумку, не очень подходящую к легкомысленному наряду не только размерами, но и цветом, совсем не сочетавшимся с платьем. Беспокойство с лица Сабины убежало, как только она увидела меня в дверях.

– Привет! Как хорошо, что ты уже не спишь, – торопливо проговорила Сабина, даже не отдышавшись после быстрого подъема, поэтому получилось у нее не очень внятно. – Я хотела тебя попросить заменить меня сегодня. А я выйду за тебя завтра. Пожа-а-а-луйста, – жалобно протянула она. – Просто у меня дело одно осталось незаконченным, а оно очень срочное, лучше не откладывать. Так как, выйдешь?

Она умоляюще глядела на меня. Видно было, ей этот свободный день очень важен и нужен. Мало ли какие проблемы могли возникнуть в ее положении. А мне все равно, когда гулять – сегодня или завтра. Гаэрра как стояла, так и стоит, ни убегать, ни проваливаться не собирается.

– Что-то серьезное? – все же уточнила я.

– Очень. Так как?

Рассказывать она ничего не стала, но смотрела на меня такими несчастными просящими глазами, что я решила ответить сразу, не мучить ее ожиданием.

– Хорошо, выйду.

Сабина счастливо заулыбалась и даже поцеловала меня от избытка чувств. Нельзя сказать, чтобы мне было приятно. Слишком многие за последнее время пытались это сделать. И то, что у нее поцелуй был в щеку и чисто дружеским, не делало его в моих глазах более ценным. Шел он не от души, а лишь для показа ее расположения ко мне. Хорошо хоть, обниматься не полезла. Мало у кого из тех, кто воспитывался в нашем приюте, оставалась потребность для подобного внешнего проявления чувств. Монахини, присматривавшие за нами, не одобряли ни объятий, ни поцелуев. Обычно при виде такого безобразия они разражались лекцией о безнравственности и падении нравов. Но Сабину скорее остановило не воспитание, а тяжелая сумка в руках.

– Спасибо, дорогая. Ты не представляешь, как это для меня важно. Но ты не прогадаешь – в первый день недели покупательниц больше обычного, а значит, и заработаешь прилично, деньги ведь тебе сейчас очень нужны. Поняла, наверное, сколько здесь трат получается. Ну а завтра я непременно выйду. Ты же понимаешь, такую работу найти нелегко, терять ее не хотелось бы.