Плата за страх

Попозже ей уже хотелось, чтобы хоть кто-нибудь прошел. К этому человеку можно пристроиться и вернуться в освещенную часть двора. Потом стало зябко, мучительно захотелось спать, и до нее дошло, что все ее захватнические планы и нынешние страхи не что иное, как бред. Якобы следивший за ней силуэт вполне мог ей и пригрезиться. Никак жена Ряшки, будь она даже уголовницей с обширными связями, не смогла бы так быстро отыскать ее у Панкратовой. Но Кузнецова продолжала сидеть в своих кустах из чистого упрямства. Ей было бы перед самой собой неудобно уйти ни с чем. Ну и страшно, конечно. Оказывается, она не столь уж уверена в себе и в своих способностях к самообороне.

А потом, когда она уже собиралась встать, чтобы выпрямить онемевшие ноги, зажегся свет в угловой квартире на первом этаже.

И она увидела мужчину, стоявшего среди деревьев между ней и домом. Свет застал его врасплох, несколько секунд мужик не двигался, а потом — р-раз! — и исчез. Но это был не тот силуэт, который она заметила за собой. Этот мужчина был высок, плечист и уверен в себе. Тем, как стоял, он очень походил на Олега. Хотя был намного выше его. Но спокойная настороженность, которая ощущалась во всей фигуре и особенно в прислушивающемся наклоне головы, была свойственна и ее любимому. И еще в нем было что-то, напоминавшее о спецназе. Но она не поняла, что именно. Она видела, что этот человек ждет, когда она чем-нибудь выдаст себя, и окаменела.

Когда мочевой пузырь заставил ее поверить, что замеченная ею фигура — случайный прохожий, и покинуть убежище, Кузнецова на подгибающихся от боли ногах крадучись добралась до дому. Было уже полпятого. Квартира оказалась пуста. Неуклюже нажимая кнопки застывшими руками, она перемотала пленку автоответчика на начало и вслед за своим посланием Олегу услышала весточку от него:

«Милая, у меня срочная работа. С выездом. Заскочить попрощаться не успею. Если смогу — позвоню. Еду недели на две. Целую и уже очень скучаю. Я тебя очень люблю».

Нет, это было уже слишком. Еще и отъезд Олега — единственного, кому она могла вполне доверять. Две недели у него, она уже знала, могли растянуться и до двух-трех месяцев. И это сейчас, когда она просто не знает, что ей делать. Сильных, умных и надежных друзей у нее хватало. Но только Олег умел быть и сильным, и умным, и надежным одновременно.

Кузнецова приготовила себе горячую ванну с лечебной солью, легла в нее и задремала. Сначала ей было хорошо. Вода растворяла напряжение. Недавние страхи казались надуманными. Но внезапно она вздрогнула и очнулась. Ей привиделся тот человек, которого она видела в свете окна. Она вдруг до мельчайших подробностей вспомнила его вид и поняла, что в нем напомнило о спецназе. Его голова была целиком закрыта натянутой до плеч шапочкой.

А случайные прохожие лиц не прячут.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Больше недели Тамара ничего не делала для поисков работы. Просто не могла.

Она то вела с Глебским долгие мысленные дебаты, в которых веско доказывала, какую несусветную глупость совершило начальство «Снабсбыта», избавившись от нее. То вместе с Зайкой сидела в странном ступоре перед стареньким телевизором, не замечая, как пролетают часы. То плакала в ванной, чтобы не тревожить дочь, которая все равно замечала, что она не в себе, и смотрела на мать такими глазами, что впору выть от тоски.

Кузнецова, у которой из-за командировки Олега освободились вечера, забегала к Панкратовой почти каждый день. Она приносила фрукты для Зайки, причем столько, что и самой Тамаре приходилось их есть, чтобы не пропали. Надежда тормошила, заставляя строить планы на будущее, но Панкратова чувствовала, что и подруга не в себе. Она отвергала предложенные Надеждой варианты работы, ссылаясь на долгую дорогу, на неудобное время работы или на свое несоответствие. На самом деле Тамара просто боялась момента, когда у нее спросят, почему она меняет работу. Придется сказать, что ее фактически сократили. Она прекрасно понимала, что позвонить и выяснить, что ее заявление по собственному желанию — липа, никому труда не составит. А еще она понимала, что хороших работников не сокращают.

Панкратова даже не сразу смогла заставить себя сходить в «Снабсбыт» за трудовой книжкой и расчетом. А когда заставила, это оказалось муторной процедурой. С ней обращались, как с человеком, который явился незваным на чужой праздник.

Впрочем, это ей могло и показаться.

А вот что она из случайных реплик поняла точно, так это то, что за день до ее увольнения в «Снабсбыт» приняли четверых новых сотрудниц. Одну из них — в отдел Глебского. Более оскорбительную ситуацию и представить трудно. Получив расчет — ей, на удивление, выплатили действительно все, — она вышла из длинного серого здания на Варшавском шоссе и, направляясь к «Нагатинской», поклялась себе, что ноги ее никогда больше здесь не будет.