Плата за страх

Как раз сегодня Александр Сергеевич неподалеку от фирмы передавал ей гонорар для повторной кражи пейджера. Она заметила, что он с особым вниманием смотрит на авто Кузнецовой, взяла у него конверт с деньгами, спрятала в сумочку, а когда опять подняла глаза, то увидала, как «девятка» Кузнецовой летит по воздуху вверх колесами, а из нее во все стороны брызжет огонь. Когда она пришла в себя, Александра Сергеевича рядом уже не было. И она ни при чем, если этот сумасшедший, чтобы спасти сестру мужа, решил взорвать Кузнечиху.

Все это в изложении насмерть перепуганной Рыкаловой звучало, разумеется, гораздо путанее, чем пересказывал Олег. Несмотря на то что Зинаида всячески изворачивалась и врала, в итоге, похоже, суть рассказала. Такую историю впопыхах не придумаешь. Она даже призналась, что это Александр Сергеевич нанял кого-то, чтобы телефон Кузнецовой повредить и следить за ней ночью.

Надежда придерживалась теории, что о неприятностях — действительных и мнимых, бывших, имеющихся и предстоящих — говорить нужно много и подробно. Не боясь накликать. Наоборот, молчание концентрирует в человеке любую энергию. В том числе и энергию возможных бед, что делает их вероятнее. Это о радостных ожиданиях необходимо помалкивать, обдумывая и копя силу про себя. Не случайно есть примета, что предвкушение удачи вслух как бы выпускает «пар» в свисток и на реализацию уже энергии не остается. Вот почему о загаданных желаниях говорить нельзя, а опасения обязательно надо обнародовать.

— По крайней мере, теперь мы точно знаем, что Апээн ошибся, — заключила Кузнецова с грустным облегчением. Ее радовало, что подруга непричастна к ее злоключениям, но жалко было, что чародей теряет силу. — Какое Томка может иметь отношение к Рыкаловой или к этому Александру Сергеевичу? Это ж надо такую историю придумать: будто чью-то семью от меня спасают! Я даже на Мицуписю меньше злиться стала.

— Я ж тебе говорила, что от этих экстрасенсов и чародеев одна смута, — не удержалась Панкратова, — на них только время и деньги терять.

— А ты не знаешь, Том, — небрежно спросил Комаров, — что же такое может быть с Надиным пейджером связано? Ведь получается, они из-за него чуть убийство не совершили.

— Откуда мне знать? — Панкратова пожала плечами. — Я, правда, Наде в тот день — это же тогда, когда меня уволили, было — передавала, чтобы она мне позвонила или забежала. Но в этом же ничего такого. А разве они не из-за отпечатков пальцев боялись?

— Отпечатки — ерунда, — вздохнул Олег. — Ну доказали бы мы, что Рыкалова держала его в руках, ну и что? Нет, пейджер им наверняка был нужен по иной причине.

— Ты думаешь — в его памяти сохранилось какое-то опасное для них сообщение? — догадалась Кузнецова. — А если в самой фирме узнать? Может, они тоже хранят сообщения?

— Узнавал. Хранят. Но только месяц. Так что теперь и у них пусто, и у нас все сгорело. А мы так и не знаем, из-за чего вся эта катавасия. То есть целых две, получается, катавасии. Одна у тебя, вторая — у Тамары.

— Нет, — поправила его Кузнецова, — катавасия одна. Никак я не могу поверить, чтобы у двух знакомых людей одновременно начались неприятности и были бы они никак не связаны! Но если это не жены Ряшки работа, тогда я просто не знаю, на кого думать. Ладно! Утро вечера мудренее. Хватит обо мне. У тебя-то на работе как? Не звонили еще?

— Ой, тьфу, тьфу, тьфу! — Панкратова еще и по столу постучала. — Пока все как в сказке. И работа интересная, и не пристает никто.

Подруги обсудили благоприятный поворот в судьбе Тамары и решили, что самое большее, что она может позволить в честь праздника: чуть умерить безвкусицу нарядов и грима. Они провели ревизию вышедших из моды вещей, уцелевших у Панкратовой и принесенных Кузнецовой. Оказалось, нарядов хватит, чтобы еще полгода играть роль представительницы «синих чулков».

— Блеск! — сказал Олег, увидев Тамару. — Такая ты — ангел.

— Ничего, когда ты там пустишь корни, — утешила ее Надежда, — когда переживешь наскоки, тогда — постепенно — и вернешься к нормальному виду.

— А ну его! — Тамара отмахнулась. — Много от него радости?

— Правильно! Чем меньше видно, тем больше уважаешь в женщине человека. — Олег влез в дамский разговор, за что был урезонен недоумевающим взором Кузнецовой.

— Да, видать, лучше уж так, — вздохнула Панкратова. — Лучше быть уродкой, но делать, что нравится, и прилично зарабатывать.

Это было нечто новое для Надежды, которая и сама в душе полагала, что Тамара порой одевается слишком вызывающе для той недотроги, которой слыла.

— Не скажи, — возразила Кузнецова ради истины. — Как выглядишь, такой себя и ощущаешь. А какой себя ощущаешь, такой и являешься. Тебе вовсе не нужно превращаться в мымру насовсем.

Посвежевшая от слез и шампанского Надежда сидела перед ней такая радостная, что Тамара так и не смогла рассказать ей позорную правду о себе. Не стала больше и приставать с расспросами о возможном будущем.

Кузнецова полезла в сумочку и достала две коробочки и конверт: