Грузовик как бы присел на колесах, готовый влачить свой проклятый груз дальше. Штурмер еще раз посмотрел вперед, туда, где за ямой снова начиналась дорога. Глубоко вздохнув, он залпом вобрал в себя как можно больше ночного воздуха и левой ногой опустил педаль сцепления. Передние колеса примяли землю на краю склона, выдавливая ее валиком, потом перевалили через него, и грузовик, упираясь колесами, как упрямый мул, начал спускаться в воронку. Мотор удерживал его, работая на малых оборотах. О том, чтобы притронуться к сцеплению до начала подъема на той стороне, нечего было и говорить. Только чуть притормаживать…
— В господа бога! Так и есть!
Мотор заглох, колеса заторможены, а грузовик продолжает скользить, он съезжает, скользит, его сносит, как судно, потерявшее управление, ставит поперек склона…
Жерар в отчаянии надавил на стартер, мотор взвыл, и сразу оглушительный рев стихает, колеса грузовика начинают медленно вращаться, как раз в тот момент, когда сцепление выжато, педаль газа касается пола и когда грузовик почти останавливался. Руль в руках Жерара описал два торопливых полукруга. Теперь передние колеса вцепились в жирную землю. Все стало на свои места.
Впереди в белом свете фар, словно зловещая марионетка, дергался Джонни, шлепал по нефтяной грязи, широкими жестами в пустоте звал, манил, увлекал за собой машину. Жерар, оставаясь на самой малой скорости, дал полный газ.
Мотор ревел. Клапаны метались как сумасшедшие, бились головами о своды цилиндров, набивали себе шишки и не имели даже времени почесаться. Шатуны ободряли их своим маслянистым пришептыванием. Сейчас шофер давал волю всей мощи, всей энергии, вложенной инженерами в эту сталь. И эта мощь мотора, многократно увеличенная шестернями коробки, передавалась через мосты колесам, которые неудержимо влекли грузовик со скоростью три километра в час по черному смрадному болоту, через озеро жидкой ночи, тяжело разбегающееся под колесами.
Джонни все отступает перед фарами. В невообразимой нефтяной грязи он скользит и спотыкается, как во сне, скользит и падает навзничь. Но это не сон, потому что он кричит и не может проснуться.
Высунув голову из маслянистой жижи, в которой барахтается его тело, он кричит и кричит. Грузовик неумолимо надвигается прямо на него. Жерар все видел, но не снимает ноги с педали, чтобы замедлить ход, — он должен выбраться! Переднее правое колесо приблизилось к ноге Джонни, вдавило его ступню в грязь, сразу уплотнившуюся от огромного давления. Джонни отбивается, кричит, ему кажется, что нога раздроблена, он воет, как перед смертью. Но Штурмер видит перед собой только верхнюю кромку подъема, который нужно преодолеть; он не обращает внимание на дергающуюся марионетку под колесами, раздавленную в грязи, — разве тут разберешь? Да и что можно сделать, если он должен пройти? Должен пройти!
Последний толчок. Слышится какой-то треск. Джонни откатывается в сторону и тут же вскакивает. Его нога в крови, но даже не сломана. Сознание возвращается к нему, и вот он уже смертельно обижен.
По инерции, приобретенной на плоском дне воронки, грузовик выезжает передними колесами на подъем на длину корпуса. Но как раз в то мгновение, когда задние колеса уже цеплялись за твердую почву, они трижды пробуксовывают в луже нефти, и машина оседает без единого толчка.
Впереди горизонт застилал черный факел пожарища, а сзади, точно напротив него, вставало солнце.
Грязный, с запекшимся ртом, с блуждающими, глубоко запавшими глазами, Штурмер выскочил из кабины. Джонни остался сзади, по колени в зловонной жиже. Потом он с трудом выкарабкался по склону на сухое место. Черные капли стекали с него, тут же впитываясь в землю. Нефть склеила его спутанные волосы так, что он казался лысым. Непристойный, страшный, он приближался хромая.
— Не мог же я остановиться, — проворчал Штурмер: из-за этой неудачи он прямо дрожал от ярости. — Ну, что теперь будем делать?
Глядя на Джонни, нельзя было сказать, что он горит желанием поскорее взяться за дело. Румын разорвал рубашку, полотняные брюки. А ботинки… ботинки застряли там, в яме. Оставшись нагишом, он стал осматривать свою рану. Нога вспухла, болела, из нее сочилась кровь. Кожа местами лопнула, как на перезрелой вишне. Но что-нибудь различить было трудно, ногу покрывали нефть и налипшая лепешками грязь. Джонни подошел к машине, взялся за дверцу.
— Через час я займусь тобой, помогу тебе отмыться, — остановил его Штурмер. — Но теперь нужно выбираться отсюда. Нефть поднимается, да и солнце тоже. Через час ты будешь ни на что не годен — а ты мне нужен…
Взгляд, который Джонни бросил на Жерара, стоил слез, не выплаканных всеми страдальцами мира. Но Штурмер его даже не заметил: такой взгляд пропал даром! Жерар тоже очень устал. И если тут еще думать о постороннем, далеко не уедешь. Думать нужно было только об одном — как выбраться.
— Да, — продолжал Штурмер. — Здорово тебе досталось! Через час у тебя будет жар. Давай не терять времени.