Плата за успех. Откровенная автобиография

Квартира, которую Сулейман мне подарил, стоила каких-то нереальных по моим меркам денег, а он еще и размахнулся на роскошный ремонт — вплоть до того, что потолки расписывали художники, занимавшиеся реставрацией Эрмитажа. Получилось очень красиво. Эта квартира в двести квадратных метров в центре Питера на площади Искусств у Русского музея. Но Сулейман квартирой не ограничился, он знал, что я занимаюсь с детьми и что мне хочется создать в Питере свою собственную школу-студию. И он подарил мне 200 квадратных метров в Питере, в самом центре, напротив Мариинского театра! Расселил коммунальную квартиру и сказал: „Насть, они твои, когда ты захочешь сделать студию — это будет твоя студия“. И тут мама предложила оформить эту студию на нее, чтобы мне платить меньше налогов. Скорее всего, именно так она в тот момент и считала. Мне никогда не придет в голову заподозрить маму в каких-то корыстных чувствах к собственной дочери. Я была занята Большим театром — было не до того, чтобы разбираться, ну и к тому же, кому я еще могла доверять, как не маме? Не украдет же она у единственной дочери квартиру. Согласилась и забыла об этом на несколько лет, потому что идею со школой-студией пришлось отложить. Потом мы расстались с Сулейманом, и он, как я опишу позже, обложил меня, как зверя на охоте, со всех сторон. В том числе и попытался отобрать свои подарки. Я получила два судебных иска — квартира на Петровке оказалась якобы принадлежащей другому человеку, а за питерскую я как будто не заплатила за ремонтные работы. Но я и в этом вопросе не стала отступать, а продолжала бороться. Сами квартиры — Бог с ними — подарил, взял назад, это не было для меня потрясением. Студия в это время оставалась где-то в стороне, вспомнила я про нее только в 2009 году, когда меня уже ограбил мой бывший муж Игорь Вдовин — забрал все, что я накопила за свою жизнь, три миллиона долларов, огромные деньги. Нам с Аришей было буквально не на что жить, и я сказала маме, что надо продавать питерскую студию — все равно я туда уже вряд ли вернусь, к тому времени я уже окончательно поселилась в Москве.

А мама ответила, что этой студии уже нет, потому что она ее продала. Я была так ошеломлена, что слов не могла найти. Продала? Втайне? Когда? Зачем? Она мне ответила: „А помнишь, в 2003 году, когда вы с Сулейманом расстались, у нас был благотворительный бал в Екатерининском дворце? Вот все деньги за студию ушли на организацию этого бала“. Я предполагала, что это неправда, с директором этого зала мы тогда договорились и нам его предоставили бесплатно, потому что это было благотворительное мероприятие. А спонсорами бала был „Газпром“, и Миллер со своей супругой лично на нем присутствовали. Но что я могла сделать? Заподозрить свою родную мать во лжи? Нет, это не про меня. Потребовать деньги за эту студию немедленно? У кого? У собственной матери? Да вы с ума сошли!

Впоследствии узнала, конечно, что не была продана эта квартира ни в 2003 году, ни в 2009 году, когда я маму попросила ее продать за неимением денег. Моя мама не настолько наивная, чтобы избавиться от такой ценной недвижимости… Я была дико разочарована, и мне было очень досадно.

* * *

Боюсь, что за неимением своей личной жизни маме всегда хотелось быть свидетелем моих отношений с мужчинами. Когда мы жили с Сулейманом, мама приезжала в нашу квартиру на Петровку, спала на диване, а наутро говорила мне, что мы слишком громкие, соседям спать не даем. Каким соседям? Они от нас были отделены лифтом! Ну что я ей могла сказать? Это же буквально анекдот какой-то — приезжать и следить, не занимается ли взрослая двадцатипятилетняя дочь сексом! И она постоянно ежедневно настраивала меня против Сулеймана. Говорила, что он руководит мною, подчинил меня себе, диктует мне, как себя вести, что говорить и что делать. До сих пор понять не могу, что ее так в нем не устраивало. Мы отдыхали на лучших курортах, он дарил мне бриллианты, шубы и даже квартиры и вообще участвовал в моей жизни. Чем она была недовольна?! Не знаю, как даже сказать такое, но сейчас, когда оглядываюсь назад, в голову приходит нехорошая мысль, что мама мне завидовала. Гоню ее от себя, грешно так думать о собственной матери. Но эта мысль так здорово все объясняет, так расставляет все по своим местам…