Платье королевы

Впрочем, складывалось впечатление, что она всегда была такой, как сейчас, женщиной, чья миниатюрная фигура словно возвышалась над работницами вышивальных мастерских. В ее голосе едва уловимо чувствовался слабый отзвук западного говора, а ярко-голубые глаза подмечали любую мелочь. Мисс Дьюли всегда держалась уверенно и с достоинством, что Энн находила успокаивающим.

– Сосредоточьтесь на работе, что у вас перед глазами, и остальное уладится само собой, – любила повторять мисс Дьюли. – Оставляйте свои заботы за дверью мастерской и думайте только о задании мистера Хартнелла.

С тех пор жизнь принесла Энн столько забот, что хоть отбавляй, и случались дни, – а то и целые годы, – когда следовать совету мисс Дьюли было почти невозможно. Летом тридцать девятого внезапно скончалась мать Энн. «Сердце», – заключил врач. Потом война, «Блиц»[1] и ужас той ночи, когда погиб брат. Ей сказали, что он обгорел до неузнаваемости, даже обручальное кольцо на пальце расплавилось.

Затем последовали годы несчастья, и в Энн окрепла уверенность, что ничего, кроме несчастья, у нее нет и не будет. Дом на Морли-роуд, мастерские у Хартнелла и безымянная пустота между ними. Череда серых дней и холодных ночей, полная воспоминаний о навсегда потерянных близких, тянулась так долго, что Энн уже перестала мечтать о другой жизни.

Часы в гостиной пробили семь, выведя ее из задумчивости. Энн стояла у стола, сжимая в руке несколько вилок и изо всех сил стараясь пробудить в себе аппетит к ужину, который приготовила Милли. Ей приходилось бороться с собой, поскольку окорок на самом деле был сгустком хрящей и жира, а овощи превратились в сероватую кашицу. Даже школьные обеды в детстве выглядели приятнее.

– Разве не ты хотела послушать радио? – напомнила Милли.

Большой старомодный радиоприемник в корпусе из орехового дерева стоял в гостиной справа от камина. Энн включила его и быстро накрыла на стол, оставив дверь в кухню приоткрытой. Пока они поужинают и вымоют посуду, гостиная достаточно прогреется, чтобы провести там часик перед сном.

Едва они сели за стол, как беззаботная музыка на радио «Лайт» сменилась выпуском новостей.

«В последний день января – самого холодного за многие годы – Их Величества король, королева и две принцессы отправились в турне по Южной Африке…»

– Мне плохо слышно, – вдруг сказала Милли. – Я сделаю звук погромче.

– Да-да. Не шуми.

– …собрались вдоль всего маршрута, чтобы помахать королевской семье на прощание, и каждый в этой толпе наверняка мечтал хоть на мгновение перенестись из лондонской стужи под жаркие лучи африканского солнца…

– Я бы ни за что не вышла им помахать, – пробормотала Милли. – Только не в такой мороз.

Словно отвечая на жалобы Милли, диктор перешел к теме погоды:

– Минувшей ночью температура воздуха в Лондоне поднялась до минус двадцати семи, что на десять градусов выше, чем в начале недели. Возможно, нам следует благодарить снег, выпавший в нескольких районах столицы. Однако зима нанесла еще один удар по британским домохозяйкам: если продолжится дефицит угля, скоро по всей стране начнут закрываться прачечные.

Чайник вскипел. Энн подошла к плите и занялась приготовлением чая. На двоих – половина ложки чайных листьев, выловленных со дна жестяной банки. Без такой маленькой роскоши, как сахар, они с Милли давно научились обходиться.

– Интересно, эти девочки хоть догадываются, как им повезло? – произнесла Милли.

– Принцессы? Ты всегда так говоришь, когда слышишь о них в новостях.

– Им в самом деле повезло! Наряды и украшения, какие душе угодно. А работать не нужно ни минуточки. Мне бы такую жизнь!

– Они работают. Да, и не закатывай глаза. Работают. Представь, что их ждет в этом турне. День за днем одни и те же нудные беседы с незнакомцами. Куда бы принцессы ни пошли, на них пялятся. Стоит приблизиться – люди столбенеют. Сомневаюсь, что они хотя бы смогут увидеть море, не говоря уже о купании.

– Да, но…