Платит последний

— А ты обратила внимание, что у меня в клипе идет нарезка с волчьими глазами? Это на него намек, — похвастался Лешка, зная, что Лидия оценит его ход, и она оценила. Вот так и работают профессиональные манипуляторы — на подсознании. Почему она решила, что у Антошенко волчьи глаза, если видела живого волка лет двадцать пять назад, в зоопарке? А потому, что недавно посмотрела клип Красина.

Антошенко на экране резвился в своем «Лимпопо» среди танцующей молодежи и вдруг под конец сделал пальцы веером — пугающий жест уголовников, как предупреждение врагам и сигнал своим: «Братва, я нашенский!»

— Хорошо сделано, — поразилась Лидия. Экранный Антошенко вызывал полное доверие, и даже блатной жест не настораживал, а казался шуткой раскованного и уверенного в себе человека.

— А ты как думала, — вздохнул Лешка. — Это ему в Питере за большие деньги сделано. У него возможности посерьезнее, чем у нас. Во всех отношениях. Красин здесь первый мент — ну еще генерал над ним, который всячески ему помогает. И при этом завтра наш Валерочка поедет печатать газету для Красина в военную типографию под охраной четырех офицеров и в инкассаторском броневике. Спрашивается, кто в городе хозяин и что здесь начнется, если господин Антошенко таки получит депутатский мандат?

— Лично меня, — заявил Валерка, — больше волнует, что здесь начнется, если господин Антошенко не получит мандат, а мы не успеем смыться.

— Думаешь, начнет мстить? — испугалась Лидия. Она еще кожей помнила прикосновения чужих потных рук, грязь и холод заброшенного двора, куда завезли ее эти гады в забрызганной иномарке. Вот это называется приехала к папе, скрылась!

— Потому тебе и сказано к окнам не подходить, — заметил Лешка.

Лидия вдруг поняла, что, хотя она оставлена здесь за хозяйку, за старшего отец оставил все же Лешку, который мотался с ним по выборам четвертый год. Лешка поймал ее взгляд и, прикрыв глаза, подтвердил: да, милочка, я знаю, что говорил тебе на прощание отец, и тоже получил от него команду за тобой приглядывать. Ты за нами, я за тобой — психотехника.

— Я прежде всего не завидую самому Антошенко, если он, конечно, проиграет, — с апломбом продолжал Валерка. — Он сейчас пиво бесплатно раздает, цветные листовки печатает в Италии, по селам на встречи с избирателями летает на вертолете — в общем, с полмиллиона «зеленых», я думаю, в него вложили. Если пройдет в Думу, вопросов нет: проголосовал, за что попросят, и расплатился. А если не пройдет, как бы не пришлось эти полмиллиона возвращать. Это с нашего Красина взятки гладки, у него просто нет серьезных денег. А у Антошенко есть, и с него спросят.

— Уголовники, — поддакнула Лидия.

— Если бы только уголовники! За ним и нефтяные магнаты, и северных народностей знать. Своего какого-нибудь ханты-манси они протолкнуть не надеются, а господин Антошенко все же коренной сибиряк…

— Ну, давайте за успех, теперь нас на одного больше. — Лешка разлил остатки «Тюменской», глазами спросил Лидию: «Будешь?»

Она со вздохом взяла стакан… И время полетело.

«Посольцевская» показалась слаще «Тюменской» и как-то долго не кончалась, а потом Лидия заметила под столом пустую бутылку от этой самой «Посольцевской» и поняла, что они прикончили два литра на троих! Трехдюймовкины бутерброды пролетели на ура, Валерка приволок из своего холодильника остро пахнущую копченую рыбешку с неприличным названием пелядь. За несчастную пелядь, которой очень трудно жить с таким названием, выпили по целому стакану; откуда бралась водка, Лидия уже не понимала. Лешка вдруг запел: «Над морем, морем Черным артековский салют!» — и выяснилось, что все трое побывали в Артеке, что ужасно их растрогало. Лешка с умилением вспоминал, как был флажковым в дружине «Прибрежная», а Валерка, который был в «Морской», назло ему ревел: «Морская душа, морская душа всегда молодая!»

Потом, обнявшись, кричали: «Артековец — всегда!». Лидию прошибла слеза, и она упала на Лешкины подушки. Надвинулось нерезкое Валеркино лицо, похожее на фотонегатив Ивашникова: Колька светло-русый, а он брюнет, и глаза у него черные вместо голубых ивашниковских, но так же широко распахнутые, а нос так совершенно Колькин! Она стала смотреть на Валерку почти любовно, пытаясь разглядеть в негативе настоящее Колькино лицо, и на мгновение это ей удалось. Лидия не успела пошевелиться, только душа рванулась к Ивашникову, который тут же опять стал негативом. Валерка ощутил ударившую от нее волну теплоты, потянулся губами. Пришлось дать ему по физиономии, но получилось неубедительно, потому что Лидия чувствовала свою вину: Валерка же всего лишь ответил на ее порыв.

Потом ничего не было — провал, смена кадра, и Валерка, обняв мелкого Лешку, танцует перед Лидией только что придуманный брачный танец муксуна и пеляди, а она задыхается от смеха и боится описаться.