Осталось позади Великолепное - единственный, наверное, в мире международный аэропорт, где пустынно, словно в заброшенном ацтекском храме, где усталого путешественника не собьет с ног торопливый отъезжающий с никелированной тележкой, визжащей колесами под тяжестью разномастных чемоданов. А добраться от Великолепного до города, лежащего в полусотне километров, - что совершить экскурсию по Аркадии. Вы возразите, что ничего любопытного по пути не будет, кроме занесенных тающим снегом полей да полупрозрачных мартовских рощиц, окруженных проволочными заборами. Неправда, неправда, - попадутся и реки, и озера, и односемейные домики под красными крышами, — словом, все то, что в совокупности составляет главную достопримечательность этого трогательного уголка земного шара. Он еще раз вздохнул, когда на горизонте замаячила заснеженная гора, увенчанная крестом, и зеленоватая громада собора Святого Иосифа.
Гостиница, назначенная ему для встречи с неведомым профессором, была из дорогих - с европейской мебелью, персидскими коврами, и безнадежно устаревшей сантехникой. Размахивая чемоданчиком, господин с бородкой лениво нажал кнопку лифта, ответившую ему успокоительным алым сиянием - однако от раздвинувшихся дверей отшатнулся в недоумении. Спустившаяся же на лифте обильно накрашенная дама метнулась вглубь кабинки, прикрывая лицо акварельным шелковым шарфиком, некогда купленным ей мужем в Гусеве по дороге в... словом, по дороге в один из городов Европы. Шарфик-то он узнал сразу, а в главном мог получиться и конфуз. Существуют же на свете двойники, вот и конкурсы регулярно проводятся, да и Гостю в первые дни в Аркадии все мерещились в толпе знакомые лица.
- Что ты здесь делаешь? - незамедлительно спросил господин с бородкой.
- Я... - начала было дама на том же языке, и тут же запнулась, покраснела, закрыла лицо руками. Двойника, владеющего славянским, у нее быть в Аркадии не могло никак, тут уж, извините, простая статистика. - Сейчас закричу, - торопливо добавила она, пока господин с бородкой вдруг принялся крепко сжимать ее руку, - ты ни разу не позвонил, а я давно тебе не жена, и не обязана...
- Ты мне всю душу вымотала, требуя этих проклятых звонков, - шипел Хозяин, нажимая кнопку лифта, - что за мерзкий маскарад?
Помимо шарфика, отдающего в небесную голубизну, на Сюзанне была черная фетровая шляпка, черное же кожаное полупальто, алые колготки и сапоги со стесанными каблуками - когда-то, должно быть, тоже черные, но успевшие основательно порыжеть. Из сумочки с металлическими нашлепками высовывался краешек чего-то напоминавшего собачий поводок. Словом, как это ни прискорбно, выглядела наша Сюзанна сущей уличной бабой (???) из тех, что глядят осторожными глазами из подворотен Екатерининской близ бульвара Святого Себастьяна.
С ней и раньше такое бывало, после ухода из университета. Ну, не совсем такое, но похожее. Особенно весной. Говорят, недостаток витаминов, хотя в Аркадии это вряд ли возможно. Начиналось с одежды. Вдруг откроет свой сундук и достает из него застиранные тряпки студенческих времен - выцветшие, в дырьях, те самые, которыми любила приводить в замешательство друзей в Столице. И мало того - отправлялась в лавочки, торгующие подержанным, набирала на десятку чудовищного синтетического трикотажа, да так потом и слонялась весь день по городу или того хуже - с этажа на этаж дома на склоне, сгорбленная, под нос бормочущая, с растрепанным дешевым романом под мышкой. При попытках отправить ее к психиатру начинали сотрясаться от истерики даже кирпичные стены дома. В эти дни, разумеется, Хозяин и подумать не мог о тех полуделовых встречах, на которые полагалось являться с супругой. Бог весть что наболтала бы Сюзанна его поставщикам и клиентам - слова "торгаш" и "спекулянт" были, пожалуй, самыми мягкими из словаря, осыпавшегося на Хозяина в такие недели. Придя в себя, она снова начинала строить полубезумные планы. И если известная Настасья Филипповна собиралась идти в прачки, то Сюзанна иной раз грозилась пойти в машинистки, а иной - в дамы легкого поведения. Обе перспективы, хотя и по разным причинам, одинаково выводили Хозяина из себя. Заподозрив самое худшее, он сжимал ее локоть сильно, до боли, когда отпирал дверь номера.
Глава шестая