Платоника и Плутос

Ариана, вновь живая, цветы возложит на таинственный бугор,

Где ее спаситель спит.

Жизнь его ныне в хрупкой девушке горит.

* * *

Слетелись духи и воссели на ветвях,

Рукопись прощальную собрали по листкам,

Молились, дабы обрел он рай на небесах.

И пенье их разлеталось по всем долинам и горам.

Помни Ариана свой краткий сон.

Помни поэта, что покоится у дуба крон.

Любовью своею он был спасен,

Ведь с твоею смертью жизнь его обрела бы мрачный тон.

Ныне, не трать напрасно отмеренные дни,

Творца люби, и творения Его люби.

Мы встретимся однажды как две бессмертные души.

Живи.

Апрель-май 2011г.

Ода векового древа

Арине моей любимой девушке.

Спи поэт бесславный, с болью в сердце окаянной.

Возвысь поэт бесславный, Любимую поэмой величавой.

Господь Божественный Творец распростер десницу,

Отверз благоухания эфира и сотворил творенье.

То души были две, вскоре заключил во плоть – темницу.

Стремились те души соединиться во спасенье.

Благотворитель лучезарные глаза понурив,

Предрек несовместимость сей материй.

Во внешности они не будут схожи, но успокоив

Душ соединенье, прочел мыслей бури устремлений

И оказалось что и жизни их довольно одиноки.

Спустятся на землю в разные года.

Но равны их жизней сроки.

Пространными виделись Творцу яркая и блеклая душа.

Так почему они вместе быть желают тесно.

А более тусклый огонек летит к другой.

Та лампада будет дева, а второй будет некто.

Тело его станется мужским (как у Адама), а душа тоской

Скитаться предпочтет, и лишь в душе родной покой он обретет.

Две половинки целого и друг друга дополняют.

У девы красота и ум, у безымянного чувства кои он излет

Без таланта, лишь искренностью неподдельной его стихи заблистают.

Судьба их разлукой покарает, умерев – тогда лишь друг друга повстречают.

Они станутся памятниками любви не убиенной.

В Раю без сравненья парой несравненной.

Непогрешимо догмой станут заповедной.

Символом любви и верности, сложат в поэзии несметности

Их имена в единую легенду без конца.

И люди не усомнятся в сей саги честности.

Но иное видение постигло размышление Творца.

Поэт умрет, оставив рукопись своей души.

Ведь он любил, и сердце его рвалось на куски,

Спешил любить так и не научившись жить.

В ничтожестве своем ныне прозябает скромно,

Но в творении излагает по-королевски гордо.

Умрет поэт, пред исходом в очах воссияет лик Любимой.

И с надеждой сократится тот миг постыдный.

Обретет он Жизнь, распрощавшись с жизнью мнимой.

Господь Непостижимый

Дуновением вселил души в новорожденных младостью детей,

Еще тогда, когда клеточкой во чреве матери они недавно были.

Душу с телом – духом Он скрепил крепче всех цепей.

Затем пятнадцать лет в одиночестве они без дружбы жили.

Но юный взгляд и воспоминанья счастьем встречи повенчали.

Таинство свершилось до сотворения миров и после окончания времен

Когда гонением любовные честные союзы повергали.

С их глав не сняли царственных корон.

Истинный поэт без возраста и не имеет пола,

Чуждо общество ему, чужды наслажденья и разгул.

Его озаряет уединенье как первая ступень гения престола.

Царств несметных из книг ветхих почерпнул.

Мысли многих, но отворяет миру лишь свои.

Слывет посему изгоем, старцем без морщин и седины.

Стольких изречений в столь юные лета чернила сберегли.

Жаль молодость ночи романтической сродни.

Просветлеет и мудрость постучит с восходом солнца.

Но не проснулся поэт бесславный и старцем был с малых лет.

Он взирал на жизни ваши, смотря из неясного оконца,

Мечтая уподобиться вам хотя бы на секунду (стать героем оперетт)

Жадно внимал звуку поцелуя и шепоту ваших влюбленных уст.

Сладко романтизм в душе слагая.

Но не познал ни поцелуя, ни шепота, ни счастья ответных чувств.

Страдая, жил воображеньем сочиняя.

Слушал, как капели играют на свирели.

Дирижер весна оркестр природы увлекает

Движеньем рук и бубенцами зазвенели

Солнца первые лучи, бисером рассыпают

По окнам огоньки, по витринам, по бульварам светлым паром

И на личиках младых людей.

Одинокая зима ушла, завидуя тем парам

Кои влюбленностью краснеют, забывая разлучницу метель.

Поэт из комнаты своей внимает возрожденью.

Не ревнуя, но с досадой сожалея

О жизни покинувшей его без знака предупрежденья.

Холст загрунтует и напишет маслом осень, чуть робея.

Дорожка в парке устлана коврами

Листьев спелых пожелтевшей красноты.

Дерева натурщицы обнажили наготу прикрыв ветвями,

Стройны в обрезе поблекшей хвои красоты.

А птицы улетели в теплые края.

Скамейка, а на ней дева в белом платье.

Невеста в томленье ожиданья жениха, тая

Секрет о его пристанище и о вечном счастье.

Пейзаж сей тусклый в красках и тонах

Во светлых, поместит вместо окна.

Исчезнут внезапно голоса весенних хороводов в деревнях.

И в тишине допишет он великую поэму безумного творца.

О чем она, ответят на вопрос юные сердца,

Любовь в коих живет с обручением венца.

Вот точку ставит, умиротворенье ощутил.

Каждой строчкой жил, каждая строфа жизнью дышала.

Все радости позабудутся однажды, память утратит много сил,

Но творенье сохранит то счастье, о котором лишь слыхала.

Душа поэта вдохновенно любовью чистой воспылала,

Сочиненье посвященное именует – “Ариана”.

Явится на зов влекущих слез степного дола.