Платонов тупик

Да, это было совсем рядом: когда в лесопарке бывало массовое гулянье то ли в День железнодорожника, то ли в другой праздник, народ валом валил туда и обратно мимо их домов. А какие это праздники бывали! Многолюдные, веселые. Там в ларьках на лужайках шла бойкая торговля: пиво, ситро, мороженое, конфеты, пряники, разные игрушки-безделушки, — забава и развлечение детям и взрослым. А смельчаки длинной очередью стояли к парашютной вышке, забирались на самый верх, там пристегивались ремнями и прыгали вниз с головокружительной высоты, летели оттуда под куполом белоснежного парашюта… дух захватывало!

Сейчас вышка маячила в предвечернем мареве черной и одинокой. Парашюта на ней не было, болтался на ветру лишь конец какой-то веревки.

Идя все время окраиной, они миновали поселок машзавода, прошли его задами, пересекли небольшой буерачек и стали взбираться на пригорок, на котором стояли их новые дома. Они были действительно новыми, только перед войной, лет за пять, построили здесь несколько четырехэтажных кирпичных жилых домов. Новые!.. Так и прижилось это название, и на конвертах писали: «Новые дома».

На последнем километре Женька оживился, опередил отца, побежал первым наверх. Обрадовался: все тут ему было знакомо, каждый кустик, каждый камешек. С этой горки зимой они катались и на санках, и на коньках. Зальют, бывало, ее водой — и лучше всякого катка!..

Взбежал Женька наверх и остановился, дальше не двинулся, стал почему-то ждать своих. Увидел Платон растерянного Женьку, забеспокоился, заторопился к нему. Взобрался — и тоже обомлел: перед ним стояли разрушенные и обгорелые стены некогда красивых новых домов. Надеясь все-таки на удачу, Платон пошел дальше, на тот конец Новых домов, где была их квартира. Но и там оказалось все то же — развалины, обугленные кирпичи, рухнувшие перекрытия.

Смеркалось, ветер выл в пустых развалинах, навевал тоску и грусть.

— Что же теперь делать будем? — нарушила молчание Мария.

Очнулся Платон от раздумий.

— Как что? Пойдем в деревню, — сказал он решительно, назвав родной поселок по старинке — деревней.

— А вдруг и там пусто?

— Узнаем… Пойдемте, не будем время терять.

— Сейчас? — удивилась Мария. — Ночь ведь уже, нас могут патрули забрать. А там идти через кучугуры, через песчаный карьер… Страшно. Да и устали уже…

— Но и ночевать-то негде, — кивнул Платон на развалины. — А что ночь — так это и лучше. Вот как раз кучугурами и пройдем безопасно. Какие там патрули могут быть? Тут час ходьбы всего.

— Это час, когда посуху да здоровые…

— Не будем торговаться, — раздраженно сказал Платон. — Я другого выхода не вижу. — И пошлепал по грязи вперед.

Черной тенью, с опаской вступили они в кучугуры — старые и теперь заброшенные выработки кварцевого камня. От прежних разработок здесь остались высокие гребни навороченной экскаваторами земли и глубокие штольни, в которых, по народной молве, прятались разбойники. Платон был уверен, что если они и были когда-то тут, эти разбойники, то теперь, конечно, давно разбежались, так как делать им стало нечего: грабить некого, а жить в старых штольнях сыро и опасно. Тем не менее холодок страха забирался под кожу, и он невольно ускорял шаг, вздрагивал, присматривался к каждой тени и досадовал, что в раскисшей глине так громко шлепают и чмокают ноги.

Песчаный карьер был не страшен, и идти по нему было легко — песок не налипал на обувь, и уже это как-то взбодрило их, они повеселели: осталось пройти узким проулком между огородами — и они выйдут прямо напротив дома, в котором родился Платон, в котором осталась его мать с братом Иваном… Женька и Клара надеялись увидеть добрую и ласковую бабушку, которая всегда так необычно и необидно журила их за шалости и так трогательно жалела, награждая какими-нибудь гостинцами. Мария мечтала лишь об одном: скорее прибиться к месту, где бы она могла присесть, а еще лучше прилечь, — так она измучилась.

Не выходя на улицу, Платон остановил своих в колючих зарослях, пояснил шепотом:

— Постойте тихо, а я выгляну — нет ли патрулей. — Он прошел бесшумно к улице, огляделся. Вон он, давний колодец с воротом, как раз напротив проулка. Платон подошел к нему, глянул в один конец улицы, в другой — нигде ни души, ни огонька. Поселок казался вымершим. Но то, что хаты были целы — и слева, и справа, и особенно напротив — родной дом! — вселило в сердце Платона надежду на добрый конец такого долгого и изнурительного путешествия.

Он вернулся к своим и повел их осторожно через улицу прямо во двор. Взошел тихо на крылечко, попробовал дверь — она была закрыта изнутри. Постучал робко, чтобы не создавать шума, прислушался. В хате послышалось какое-то оживление, и он стал ждать. Наконец скрипнула комнатная дверь, кто-то вышел в сени.

— Кто там?

Платон узнал Иванов голос, обрадовался, сказал быстро:

— Свои… Открывай, Иван, свои…

— Свои и коней крадут, — проговорил Иван, однако открыл дверь. — Кто это, никак не угадаю. — Иван поднял коптилку, которую держал в руке: — Чи это ты, Платон?! — удивился он. — Откуда?