Платонов тупик

— Завтра секретариат, — напомнил Чижиков.

— Не бойся: раздавим этот прыщ — только брызнет! Сам запомнит и другим будет заказывать.

Чижиков, довольный, растроганно улыбался.

Как и обещал, он занес Председателю журнал.

— Ну что, выработали стратегию, мудрецы?

— Выработали, — сказал Чижиков весело и быстро вышел, чтобы, не дай бог, не проговориться о тайнах, поведанных ему Философом, тем более что его так и распирало — хотелось с кем-то поделиться всем, о чем он только что услышал.

4

Председатель листал журнал и думал о завтрашнем заседании. Конечно, Борисов поступил слишком опрометчиво, необдуманно, по-мальчишески. Шуму, разговору будет много, и хватит его надолго. И конечно, можно к этому подойти двояко: с одной стороны — возмутиться, поднять на принципиальную высоту, обвинить в использовании, служебного положения, и т. д. и т. п. Ведь такого еще не было у нас в печати! А можно подойти к случившемуся и более спокойно: ай-яй, нехорошо поступил, Слава. Но мы добрые, будем считать это недоразумением, ошибкой, совершенной по горячности. Мы понимаем, что спокойно реагировать на то обсуждение, которое устроил Чижиков, конечно же трудно. Так что тут оба вы друг друга стоите. Но использовать печать, журнал, в котором ты главный редактор, — непозволительно! Как непозволительно использовать и секретариат, в котором ты являешься секретарем, для сведения личных счетов…

На другой день, открывая обсуждение, Председатель повторил вслух эти же мысли и добавил:

— Вот и давайте обсудим, как быть. Я пока своего мнения не высказываю, чтобы не давить на вас. На нашем секретариате присутствуют представители Центрального Комитета комсомола. Поскольку журнал двойного подчинения — наш, писательский, и комсомольский, — мы договорились провести совместное обсуждение. Вот и давайте обсудим, как быть, что делать в создавшейся ситуации. Я бы сказал — безобразной ситуации. Но повторяю: пока своего мнения и своего отношения высказывать не буду, чтобы не давить на вас ни своим авторитетом, ни своим положением. Может, это и не скромно, но это же так, и от этого вы никуда не денетесь. Пожалуйста.

Вообще Председатель не любил скандальных дел и всячески старался гасить на корню любые конфликты. И это ему в большей части удавалось. Надеялся он на мирный исход, на спокойное разрешение и этого случая. И если бы так оно и произошло, было бы очень хорошо: меньше шуму, меньше огласки, меньше разных кривотолков и, главное, меньше разных объяснений в вышестоящих инстанциях — писательских и других. Но комсомольцы могут принципиальность проявить — у них в ЦК крайне возмущены поступком Борисова. Хотя Председатель и говорил с ними, старался, насколько мог, остудить накал, но черт их знает, что они там решили в итоге. Да и писатели… Это такая публика — стихия, никогда не узнаешь, куда их понесет.

— Так, прошу, товарищи, — Председатель очнулся от своих мыслей.

Борисов пришел на секретариат готовый ко всему, даже к самым крайним мерам. Тем более что в ЦК комсомола разговаривали с ним жестко и круто, он даже обиделся, вспылил:

— Почему вы со мной так разговариваете? Я не мальчишка. Сделал ошибку — признаю, хотя там все правда. Все дело в том, что мы не привыкли к таким вещам в печати, у нас это не принято. И в этом я нарушил. А жаль, что не принято, разных прохиндеев на чистую воду надо как-то выводить. Наказывайте, снимайте, а кричать на меня не надо.

— И снимем! Незаменимых людей у нас нет.

— Я тоже так думаю.

— Ладно. Обсуждение на секретариате покажет. Идите.

В кулуарах перед секретариатом Борисов храбрился:

— Да пусть снимают! Что я, не проживу без этого хомута? Голова есть, правая рука действует! И даже левая нога пока здоровая, могу ее подключить, если надо будет! А этому подонку я врезал как следует, и это главное!

Чижиков был мрачен, но держал себя гордо, был уверен, что его «оскорбленная невинность» получит достойную компенсацию. И вообще сегодня все не только встанет на свои места и он возьмет реванш, он надеялся даже получить еще что-то сверх того в награду за поруганную честь. А именно: защищая его, писатели невольно будут говорить о его достоинствах — творческих и вообще человеческих, а это значит — ко всему добавится еще изрядная пригоршня славы. Пусть хоть скандальная говорильня предстоит, да, может, тем и лучше: скандальное дольше помнится и шире разносится. Вот только почему-то Философа нет… Чижиков все поглядывал на дверь, ждал его: он надеялся на его могучую поддержку.

Будто угадав Юркино беспокойство, Председатель сообщил:

— Георгия, к сожалению, не будет: у него сильно разболелась голова.

Чижиков тут же осел и приуныл: «Не пришел… Почему? Наверное, что-то пронюхал и хочет остаться в стороне — обычный его приемчик. Значит, дела мои плохи…»

— Прошу, товарищи, кому предоставить слово? — в третий раз обратился к присутствующим Председатель. — Первому регламент удваиваю, — пошутил он.