Плацдарм. Билет в один конец

– Может. Хотя не только он смог бы кое-что исправить. Просто я наблюдаю за этим пареньком, да и за всеми вами. И уже сейчас вижу нескольких человек, которые – в перспективе – могут стать сильнее меня. Кстати, ты – не из их числа.

– Что ж, я должен быть доволен и тем, что у меня есть.

– Может быть. Но все же – о монстрах. Я попробую чуть-чуть подтолкнуть события, сделать так, чтобы Ник принял наконец решение.

– Спасибо.

– Не за что. Лучше подумай вот о чем: люди скоро будут тосковать по прелестям цивилизации. И нужно будет быть готовым предложить им что-то взамен.

– Ты о чем?

– О чем? Ну, например, о вкусной еде.

– Верно… Но они, по-моему, кое-что с собой все-таки приволокли. Знаешь, на одном из огородов я совершенно случайно увидел – как думаешь, что? Кусты конопли. Каннабис. Я, конечно, ничего говорить хозяину не стал, но думаю, такого добра здесь много.

– Правда?

Несколько мгновений звучит смех – серебряный, переливчатый. Красивый смех.

– Да, «эст рерум омниум магистер узус» – «опыт всему учитель».

– Никак не могу привыкнуть к твоей латыни. Вроде бы существо из непостижимо иного мира, богиня – большая часть людей стала бы называть тебя именно так. И – древний земной язык…

– А это не моя латынь. Эту фразу я только что вытащила из твоей же головы. Кажется, ее произнес один великий полководец вашего мира.

– Правильно. Знаешь, не устаю удивляться.

– Молодец. Когда разучишься удивляться – умрешь. И никакой другой болезни тебе не понадобится. Кстати, о болезни. Конечно, путь на Землю для всех вас и без того был закрыт. Теперь же он закрыт навсегда.

– Почему?

– Потому что, получив иммунитет от здешних болезней, вы потеряли иммунитет к земным. Теперь любая ерунда, вроде простуды, станет для вас смертельной.

– Как при каком-нибудь СПИДе?

– Да. Это ведь сбой иммунитета. Но, думаю, в ближайшие два-три миллиона лет ни один космический корабль с Земли сюда не прилетит. Порталы закрыты. Так что земные болезни вам не грозят. Да и вашим потомкам. Можно сказать: Золотой Век, как в ваших земных легендах.

– Значит, Земля для нас закрыта навсегда? Знаешь, вот ты это сказала, а я теперь понял, что по Арбату буду тосковать. Ведь совсем недавно «потемкинской деревней» называл, плевался, а вот теперь…

– Это тоже что-то вроде вакцинации. Поверь мне, и эта болезнь пройдет. Ты тоскуешь не по Арбату, а по себе вчерашнему. Впрочем, довольно об этом… Теперь слушай еще несколько рецептов, которые облегчат вашу жизнь здесь. Записывать ты не сможешь, так что запоминай.

* * *

Непонятно по какой причине для Георгия болезнь оказалась не так тяжела, как для Сигурда. Вполне возможно, что его организм был больше закален… Ведь болеть он привык с первого класса школы. Недаром уже первого сентября к вечеру у него поднималась температура.

Мать вместе с отчимом с ног сбились, желая быстрее поставить ребенка на ноги и выпихнуть на учебу, зато дед, едва его увидев, подмигнул внуку и заявил: «Пусть болеет – ему не во вред».

С тех пор Георгий болел со вкусом и основательно, с первого класса – и до десятого.

Схема выглядела приблизительно так: школа – контрольная – «пять» – поход в библиотеку – ОРЗ (грипп, ангина – нужное оставить, ненужное зачеркнуть) – домашние задания – чтение книг – выздоровление – школа – контрольная… И круг замыкался.

Да, были еще олимпиады – математика, химия, литература, история. К ним приходилось срочно выздоравливать – на день-два.

Удобней не придумаешь.

На золотую медаль Георгий не претендовал, но учился хорошо. Да и преподаватели привыкли к ученику-надомнику.

Да, олимпиады – это было интересно. Помнится, классе в десятом он написал неплохое сочинение по Рэю Брэдбери. Сочинение даже похвалил один сравнительно известный писатель-фантаст, оценивавший творения юных дарований. Правда, уже много позже он узнал, что сочинения по Брэдбери писали чаще всего сентиментальные девицы, а посему известный писатель заработал-таки на них стойкую аллергию и охладел к американскому патриарху.

Георгий улыбнулся… Как давно это было! В прошлом мире. В прошлой жизни. Да и было ли…

…Его «болезни» закончились с поступлением в институт – резко и бесповоротно. Здесь было интересно – а разве стоит в таком случае болеть?! А потом стало еще интереснее – настало «время перемен». И тогда Георгию стало вовсе не до того, чтобы, как прежде, поваляться с температурой. Прежде какой-нибудь час стояния в пикете зимой уже смог бы сделать его лежачим недели на две. А теперь – ничего. Было страшно, было множество опасностей, но гриппу или ОРЗ среди всего этого места не нашлось. Испарились они – напрочь, насовсем.

Тем временем в его жизни произошли перемены. Дед умер еще до «перестройки», отчим зверел при одной мысли о том, что Георгий защищал «независимую» Прибалтику (этот тип добился только одного – стал для Георгия воплощением врага, впрочем, он уже, должно быть, развоплотился от паленой водки), а мать во всем поддерживала отчима. Жить стало невмоготу. Пришлось бежать.